Эта книга представляет собой сборник материалов, в которых изложены теоретические основы и практические политические выводы коллективистской идеологии.

Словом "коллективизм" мы называем идеологию современных пролетарских революционеров, основанную на познании общественного развития методом диалектического материализма, результаты которого неоспоримо свидетельствуют о том, что человечество в своем развитии закономерно и с необходимостью движется к превращению в единый самоуправляемый коллектив. Необходимыми моментами в этом развитии будут мировая пролетарская политическая революция и диктатура пролетариата, ликвидирующая "частную" и "государственную" собственность, исчезновение классового и этнического деления общества, отмирание пролетарского "полугосударства". Необходимой предпосылкой перехода к коллективистскому обществу (вступающему, после отмирания классов, наций и государственности, сначала в стадию социализма - когда еще сохраняются остатки индивидуальной и групповой собственности на производительные силы, распределения "по труду" и обмена, социального и этнического деления общества, а также власти вооруженных коллективов трудящихся над той частью населения, которая еще не вполне вовлечена в коллективную организацию труда и быта, - а затем и в стадию "полного" коммунизма, на которой все это исчезает окончательно и необратимо) являются компьютерные системы, рожденные НТР во второй половине XX века, благодаря которым только и возможно объединение миллиардов людей в самоуправляющийся коллектив.

Человечество сегодня представляет собой единый социальный организм - до такой же степени единый, как, например, какая-нибудь из европейских стран сто-двести лет назад. Его деление на нации и государства совершенно отжило свой век и продолжает сохраняться лишь в силу того, что экономическая и политическая власть пока еще принадлежит эксплуататорским классам. Переход к социализму в каждой отдельной стране современного мира так же невозможен, как невозможен был двести-триста лет назад переход к капитализму в каждой отдельной французской провинции. Поэтому теория "перехода к социализму в отдельной стране" абсурдна. Мировой пролетариат может бороться за власть лишь как единый субъект; и хотя взять власть сразу во всем мире ему вряд ли удастся, но удержать ее и обеспечить продолжение перехода к социализму ему удастся не иначе, как во всем мире и именно как организационно единому субъекту. Поэтому теория "перехода к социализму в отдельной стране" органически враждебна пролетариату: она неизбежно ориентирует его на то, чтобы принять за социализм какой-нибудь вариант эксплуататорского общества и посадить себе на шею новых угнетателей под видом "строительства социализма в отдельной стране".

Компьютеризация как предпосылка социалистической революции.

Чтобы ответить на вопрос: ”Почему и через почти восемьдесят лет после Октябрьской революции капитал господствует над миром?” - последовательный приверженец исторического материализма прежде всего попытается выяснить: а достаточен ли был уровень развития производительных сил человечества (начиная с наиболее высокоразвитых стран) в 19 - первой половине 20 века для того, чтобы пролетарии оказались способными организовать управление производством, распределением и обменом со стороны всего общества в целом (и тем самым перестать быть пролетариями)?

“Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства путем применения их как средств производства комбинированного общественного труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют” (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., 2-е изд., т. 23, стр. 772- 773).

Сказанное выше не означает, что промышленные и сельские рабочие до второй половины 20 века никогда, нигде и ни в каких случаях не взаимодействуют в процессе управления своим трудом. Напротив, таких примеров масса. Однако, во-первых, группы рабочих, которые вмешиваются в дела друг друга – постоянно обмениваются информацией, советуются, принимают общие решения в процессе работы – не могут быть очень велики: попробуйте представить себе хотя бы двадцать человек, которые попытались бы работать таким образом! Поэтому группы такого рода – например, бригады – обычно очень немногочисленны, причем, по общему правилу, чем сложнее и квалифицированнее труд, тем меньше эти группы. Загонять мамонта, перекликаясь друг с другом, могут и сто человек, а вот организовать работу в цеху машиностроительного завода таким образом не получится. Итак, во-вторых, роль взаимодействия между рабочими в процессе управления их трудом обычно была высока в отсталых, чисто ручных или мало машинизированных видах производственной деятельности (и то не во всех – например, в ремесленном домануфактурном производстве она была не выше, чем на мануфактуре и фабрике). Одно дело – артель плотников, и совсем другое – сборщики автомобилей на фордовском конвейере. Короче говоря, взаимодействие рабочих в процессе управления своим трудом хотя и имеет место в экономике, главную роль в которой играет крупное машинное производство, но не преобладает в отношениях между рабочими во время работы, присущих такой экономике. Эти отношения характеризуются прежде всего не взаимными контактами, а одиночеством рабочих, управляющих своими действиями, по отношению друг к другу – и в первую очередь это касается промышленных рабочих, то есть большинства и главной части всех рабочих вообще. Хотя, к примеру, шахтеры объединены в бригады, но в масштабе всей шахты они все равно представляют собою толпу одиночек. Чтобы при таких условиях управлять фабрикой, шахтой, большим рыболовецким судном, а тем более экономикой страны, нужны начальники, превращающие действия толпы одиночек-рабочих в единый, слаженный, бесперебойный процесс производства.

Нам часто приходится встречать словосочетания: “трудовой коллектив”, “коллектив предприятия” и т. п.. В русском языке словом “коллектив”, как правило, называется не всякая группа людей, но такая, связи между членами которой не исчерпываются командованием и подчинением. Между членами группы обязательно должно быть заметно взаимодействие в процессе управления их деятельностью – обмен информацией, совещания, совместная выработка единых решений, одним словом то, что называется “отношениями сотрудничества и взаимопомощи”, - чтобы эта группа была названа людьми, говорящими на русском языке, коллективом. Казалось бы, ясно, что как научный термин "коллектив” можно относить лишь к тем группам, в которых отношения сотрудничества и взаимопомощи доминируют, оттесняя на задний план или вовсе вытесняя отношения командования и подчинения. Однако это слово так и не получило строго научной определенности – и вот “коллективом” оказывается и армейская часть, и заключенные концлагеря, и рабочие завода. На самом же деле то, что следует называть коллективом – если наконец сделать это слово научным термином – как раз отсутствовало на предприятиях до второй половины 20 века, да и сейчас отсутствует на большинстве предприятий. Мануфактура, а за ней – крупное машинное производство кооперируют труд, но не объединяют рабочих в коллектив.

Не объединенные в коллектив рабочие не могут принимать управленческих решений. Может быть, они по крайней мере могут контролировать своих руководителей, выбирать их и сменять, и эти перевыборы не будут лишь декорацией, ширмой, за которой простаки не видят манипулирование подчиненными со стороны их начальников? Однако для того, чтобы контроль над начальством реально осуществлялся – а без этого перевыборы руководства будут подобны шагам слепого, направляющегося туда, куда его подтолкнут, хотя бы и к пропасти, - рабочим необходимо совместно отслеживать информацию о работе руководителей, обсуждать ее, принимать по поводу нее общие решения. А для этого им надо составлять собою коллектив.

Представьте себе хотя бы тысячу человек – рабочих сравнительно небольшого предприятия – пытающихся контролировать администрацию этого предприятия. Допустим даже, что все они обладают достаточным образованием и специальными навыками, чтобы разобраться в технических, бухгалтерских и всяких прочих документах, и притом имеют свободный доступ к этим документам. Что из всего этого выйдет? Во-первых, рабочим нужно иметь гарантию, что от них не скрыли важные документы или что им не подсунули какую-нибудь липу. Значит, нужно, чтобы несколько человек, избранных ими, более-менее постоянно торчали в конторе – иными словами, нужны контролеры. На какое-то время это решит проблему, но потом она станет вдвое сложнее – помимо вопроса о контроле над начальством, встанет вопрос о контроле над контролерами. Во-вторых, чтобы обсудить информацию о работе администрации предприятия, рабочим нужно будет часто проводить общие собрания – чем реже они будут это делать, тем менее действенным будет их контроль, тем реже они будут вмешиваться в работу администрации и тем легче будет начальству спрятать все концы в воду и плотно обмотать рабочим уши лапшой на очередном... ну, скажем, квартальном или полугодовом собрании. Итак, нужны частые общие собрания. Представляете себе тысячу человек, каждый из которых считает, что именно он знает решение обсуждаемой проблемы, и изо всех сил стремится убедить в этом других? В этом случае возможны два варианта: либо все стремятся перекричать друг друга, поднимают гвалт на всю округу и не добиваются никакого толку; либо желающике выступают по очереди, собрание затягивается на всю ночь, к утру утомленные участники едва на ногах держатся – а между тем решение не принято, собравшиеся еще не успели как следует обдумать все сказанное ораторами, на повестке дня (вернее, ночи) остаются еще два-три вопроса, а первые лучи восходящего солнца уже возвещают о приходе нового рабочего дня. А мы ведь предположили, что такие собрания часты! Заменить общие собрания собраниями представителей цехов? В этом случае к проблеме контроля над начальством и контролерами добавится проблема контроля над представителями. Невесело, правда? А ведь мы до сих пор говорили о том, как рабочие пытались бы контролировать начальников только в масштабах сравнительно небольшого предприятия. Что уж тогда говорить о масштабах страны, а тем более – всего мира...

Мы видим, что даже при условии образованности рабочих, достаточной для того, чтобы каждый из них мог разобраться в документах администрации, они не могут эффективно контролировать свое руководство даже на уровне сравнительно небольших предприятий, если не образуют собой коллектива. Прежде всего им мешают стать коллективом строение и физиология человеческого организма: чем больше людей собирается вместе, тем труднее им общаться между собой и тем больше времени отнимают у них попытки договориться друг с другом. Чтобы преодолеть этот барьер, не обойтись без технических средств, которые позволяли бы очень большому числу людей получать одну и ту же информацию, обмениваться информацией и принимать общие решения в течение не больших промежутков времени, чем те, которые уходят на обсуждение и принятие общих решений без всяких технических средств у нескольких человек. В 19 – первой половине 20 века развитие производительных сил еще не дало таких средств людям. А без них контроль рабочих над руководством и вообще самоуправление трудящихся возможно только на уровне очень маленьких предприятий, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные примеры, самый яркий из которых – баскское объединение кооперативов “Мондрагона” – представляет собой чудесную иллюстрацию того, что рост предприятия или системы предприятий превращает в фикцию даже самую полную из всех когда-либо существовавших производственных демократий.* Фабричные рабочие не могли управлять – ни сами, ни через посредство контролируемых и при необходимости сменяемых снизу управленцев – ни экономикой, ни аппаратом насилия над враждебными слоями общества, ни какой-либо другой сферой общественной жизни или общественной организацией. То, что писал Ленин в “Государстве и революции”:

*См.: А. И. Колганов. Коллективная собственность и коллективное предпринимательство. М., “Экономическая демократия”, 1993; Э. Боуман, Р. Стоун. Рабочая собственность (Мондрагонская модель): ловушка или путь в будущее? М., то же, 1994; Г. Ракитская. Миф левых о Мондрагоне / “Альтернативы”, № 2, 1996, стр. 104 – 118.

Рассмотрение всех последствий НТР, взятых в общем и целом, не является в данный момент нашей задачей. Для нас сейчас важно то, что в ходе НТР осуществляется компьютеризация производства и других сфер человеческой деятельности. Компьютер – это и есть то техническое средство, с помощью которого множество людей может относительно быстро получать разнообразнейшую информацию, обмениваться ею и принимать общие решения. Быстродействие, огромная информационная емкость запоминающих устройств, широчайшие возможности самой разнообразной обработки информации – все это позволяет быстро собрать информацию, поступающую от огромных масс людей, довести ее в проанализированном, обобщенном и классифицированном виде до каждого из них, повторять этот процесс столько раз, сколько в каждом данном случае нужно, а затем синтезировать индивидуальные окончательные мнения и выдать на-гора их общее решение. Чтобы контролировать компьютер, не надо ходить в контору и рыться в бумажках: достаточно сидеть перед дисплеем и нажимать на кнопки. Это во всяком случае отчасти, а при достаточно высокой степени компьютеризации производства – и, соответственно, компьютерной грамотности работников – полностью снимает проблему выбора контролеров и контроля над ними. Компьютер – это то, что может объединить работников, труд которых кооперирован, в коллектив. Чем более компьютеризован их труд, тем больше управленческих решений они могут принимать сами и тем легче им контролировать руководителей, которые все-таки необходимы для координации действий работников и принятия управленческих решений в тех случаях, когда весь коллектив не может делать этого сам. Чем теснее работники объединены в коллектив, чем больше управленческих решений они могут принять совместно, тем меньше роль руководителя, тем мельче и второстепеннее задачи, которые ему приходится решать. Отсюда следует, что в процессе компьютеризации производства и прочих сфер человеческой деятельности роль руководителей будет уменьшаться, управление «сверху вниз» будет все дальше отходить на задний план и заслоняться самоуправлением маленьких и больших (вплоть до всего человечества в целом) групп людей, зато подконтрольность руководителей подчиненным (постольку, поскольку те и другие еще остаются) будет возрастать в обратной пропорциональности к уменьшению роли управления «сверху вниз».

«В условиях НТР увеличение удельного веса машинно- автоматической работы и концентрация технологических процессов в промышленности, их неделимый характер вызывают необходимость комплексного обслуживания оборудования. Узкофункциональное разделение труда при этом не обеспечивает эффективную эксплуатацию оборудования, приводит к потерям рабочего времени у исполнителей. Возникает необходимость использования коллективной рабочей силы и, следовательно, коллективной организации труда» (Организация труда в автоматизированном производстве: новые социально- экономические явления и процессы. Межвузовский сборник. Ленинград, изд-во ЛФЭИ, 1989. Стр. 151).

«Появляются рабочие новых профессий: наладчики автоматически действующего оборудования, робототехнических комплексов, операторы пультов управления, ремонтники оборудования и контрольно- измерительных приборов. Изменяется тип производственной связи в бригаде. Преимущественно технологическая связь заменяется преимущественно информационной. Исчезает жестко закрепленное тарифно- квалификационным справочником и производственными инструкциями разделение труда. Бригада начинает работать в режиме совокупного работника...

Между тем прогресс производительных сил, неразрывно связанный сегодня с компьютеризацией производства, делает не только возможным, но и необходимым для осуществления производственного процесса управление им со стороны непосредственных производителей, объединенных во все более крупные коллективы. Уже при капитализме (мы говорим только о капитализме, поскольку во всех странах, где существовало общество, подобное СССР – общество, формационная сущность которого до сих пор является предметом дискуссии, - уже завершилась или скоро завершится реставрация капитализма) внутри мирового пролетариата возникает быстро растущий (хотя пока еще тонкий) слой, представители которого в своей повседневной трудовой деятельности приобретают навыки самоуправления посредством компьютерных систем. Правда, обновление производительных сил в ходе НТР сопровождается парадоксальными процессами: вымыванием в различных отраслях производства (например, в машиностроении) прежде всего рабочих средней квалификации и даже, в ряде случаев, ростом числа неквалифицированных и низкоквалифицированных рабочих.** Это явление - временное, возникшее в результате неполной «гибкой автоматизации» и вообще неполной автоматизации производственных процессов. Чтобы «состыковать» уже автоматизированные и еще не автоматизированные участки производства, а также заполнить неавтоматизированные «прорехи» в самих автоматизированных участках, нужен низкоквалифицированный труд. Однако по мере дальнейшей автоматизации и компьютеризации производства это явление, порожденное НТР, ею же и будет уничтожено.

Такого рода тревожные возгласы приходится слышать очень часто. Александр Зиновьев, например, вообще полагает, что в результате всеобщей информатизации люди могут почти перестать общаться друг с другом (см.: Зиновьев А. А.. Запад. Феномен западнизма. М., 1995. Стр. 393).*** Однако, во-первых, «определенная социальная изоляция работников» отнюдь не всюду и не всегда сопровождает «гибкую автоматизацию» производства. В других случаях эта последняя, напротив, приводит к тому, что «между членами бригады возникает обмен не только интеллектуальными, но и личностными ресурсами» (Организация труда в автоматизированном

Вообще, следует решительно избавляться от поверхностного, ненаучного употребления термина «коллектив». Коллектив – это не обязательно небольшая часть общества: коллективом может быть и все человечество (на соответствующей, пока еще не достигнутой ступени развития производительных сил). Не следует противополагать друг другу, как это часто делается, понятия «коллективная» и «общественная собственность»: общественная собственность означает собственность общества как единого самоуправляющегося (но не управляемого государством!) субъекта, представляющего собой коллектив (в то время как в государственном аппарате преобладают не коллективные, но авторитарные отношения управления – управление «сверху вниз, без или почти без контроля снизу»). Итак, общественная собственность на производительные силы – это отношения коллективной собственности, последовательно осуществленные в масштабах всего общества. Чем дальше идет процесс компьютеризации производства, тем для более зрелых форм общественной собственности создаются материально-технические предпосылки. Хотя тот слой внутри мирового пролетариата, о котором мы говорили (назовем его пост-НТРовским пролетариатом) еще очень тонок, однако и до-НТРовские пролетарии уже могут начинать осваивать контроль над руководителями с помощью компьютеров:

Компьютеры и связанные с ними информационные технологии с каждым годом распространяются все шире, совершенствуются все быстрее – и очень быстро дешевеют, становясь доступными для все более широких масс (данные по этому поводу см., напр.: В. Л. Иноземцев. За пределами экономического общества. М., «Academia» - «Наука», 1998. Стр. 381 – 382). Не только в самых высокоразвитых регионах мира, но и в таких странах, как, например, Индия учебные заведения ежегодно выпускают большое количество специалистов-компьютерщиков (см.: Новое время, № 29, 1998, стр. 40). Таким образом, технические предпосылки социализма во всем мире если не вполне, то по крайней мере в основном созрели и дозревают все быстрее и быстрее. Но в том-то и дело, что до тех пор, пока экономическая и политическая власть находится в руках у буржуазии, компьютеры будут использоваться в управлении обществом лишь как подсобное орудие авторитарного управления. Способности пост-НТРовского пролетариата к управлению останутся без применения, а до-НТРовским пролетариям не позволят осваивать компьютеры как средство управления.* Более того, в силу присущей монополистическому капитализму тенденции к торможению развития производительных сил, которая в конце 20 века вновь – как и накануне Второй мировой войны

Объективные причины, обусловившие такие явления 70 - 80 лет назад, продолжают действовать и сегодня, и никакими проповедями об «уроках истории», обращенными к рабочим, действие этих причин не устранить. На первых порах лишь в немногих регионах, может быть только в одной стране, произойдет такое совпадение условий, при котором эксплуатируемые классы отберут у старых эксплуататоров политическую власть и экспроприируют их экономически. Наибольшие шансы оказаться в числе этих регионов имеют «среднеразвитые» страны, в которых производительные силы развиты больше, чем в большинстве стран «третьего мира», однако жизнь пролетарских и мелкобуржуазных масс нестабильнее и уровень ее ниже, чем в высокоразвитых капиталистических странах. В «среднеразвитых» странах уже имеется, хотя и весьма тонкий, слой пролетариев, для которых работа с компьютерами является неотъемлемым моментом повседневной трудовой деятельности; что же касается основной массы пролетариата этих стран, то составляющие ее люди достаточно образованны, чтобы начать овладевать компьютерной грамотностью. Такой пролетариат, взяв власть в свои руки, не утратит ее, как это случилось с пролетариями бывшей Российской империи. Даже в условиях враждебного империалистического окружения он сможет достаточно быстро создать эффективные механизмы принятия трудящимися совместных управленческих решений и контроля над руководителями со стороны подчиненных. Эти механизмы, технической базой которых будут компьютерные системы и новейшие средства связи, станут тем орудием, с помощью которого пролетарии, перестающие быть пролетариями, не дадут созданным ими аппаратам управления бюрократизироваться настолько, чтобы стать организациями новых эксплуататоров. Возникнет одно или несколько пролетарских «полугосударств» (термин В. И. Ленина), в которых контроль над руководителями будет не ослабевать (как это было в СССР и подобных ему государствах), но усиливаться по мере прогресса производительных сил. Существование таких «полугосударств» обеспечит поддержку пролетарским партиям в буржуазных государствах, благодаря которой многие из них не переродятся, а тем, которые переродились, придут на смену новые – в отличие от коммунистических партий, перерождению которых способствовала «поддержка» со стороны ВКП(б) – КПСС, превратившейся в политическую организацию новых эксплуататоров. Это обеспечит распространение революционного процесса по всему миру. А когда мировая революция распространится на другие страны, способность пролетариата эпохи НТР контролировать руководителей сослужит свою службу и там. Прежде всего мы увидим это на примере нынешних высокоразвитых капстран; пролетариат этих стран, в свою очередь, поможет пролетариям менее развитых регионов (в том числе и тех, в которых начиналась мировая революция) побыстрее войти в социализм и перестать быть пролетариями.*

Наши оппоненты могут указать на то, что во многих из «среднеразвитых» капиталистических стран – а именно, в тех, где недавно произошла реставрация капитализма – происходит спад производства, тормозящий формирование пролетариата как класса, превращающий миллионы рабочих в огородников и мелких торговцев и тем самым ставящий ---------------------------------------

Научно- техническая революция породила такие силы, которые в условиях деления общества на антагонистически противоположные друг другу классы грозят человечеству гибелью – либо

от ядерной войны, либо от «мирной» экологической катастрофы. Однако она же предлагает и радикальное лекарство от этих опасностей – технические средства, позволяющие человечеству организоваться на коллективных началах, перейти к бесклассовому устройству общества и ликвидировать межнациональные конфликты. Но это лекарство сможет подействовать лишь в том случае, если будет успешно проведена рискованная социальная операция – мировая пролетарская революция, одним из лозунгов которой вполне мог бы быть:

Все революции, происходившие до сих пор в истории человечества, никогда не приводили к ликвидации классового общества, к исчезновению эксплуатации и угнетения человека человеком, к появлению общественной собственности на производительные силы. Даже успешные восстания угнетенных тружеников, которым удавалось отнять экономическую и политическую власть у высших классов общества, в конечном итоге всегда приводили к тому, что на место старых господ приходили новые. Это не значит, что от революций до сих пор не было никакой пользы: социальные революции, как правило, заменяли устаревшую систему отношений собственности и управления новой, дававшей больше простора и стимулов для дальнейшего развития производительных сил. Именно социальным революциям человечество в огромной мере обязано тем, что современные люди живут комфортабельнее, чем их первобытные предки в пещерах, - социальным революциям и вообще всей классовой борьбе, порождаемой ими и в свою очередь их подготавливающей. Но до сих пор человечество в своем прогрессивном развитии так и не дошло до такого уровня, на котором исчезло бы деление людей на господ и подчиненных, на собственников производительных сил и тех, чью рабочую силу они используют как свою собственность (то есть эксплуатируют) - одним словом, на управляющих и управляемых. До сих пор во всех странах мира общество делится на классы эксплуататоров и классы эксплуатируемых.

В начале XX века почти все человечество жило при капитализме в его монополистическом варианте. Основной массой средств производства владело некоторое количество крупных корпораций (в каждой стране государство являлось одной из таких корпораций), покупающих рабочую силу наемных работников и присваивающих прибавочную стоимость, созданную трудом этих работников. Основным эксплуататорским классом был класс капиталистов, буржуазия; основным эксплуатируемым классом - класс рядовых наемных работников, пролетариат. В течение ХХ века в ряде стран мира, начиная с Российской империи, пролетарии, в союзе с другими эксплуатируемыми социальными группами, свергали экономическую и политическую власть капиталистов, разрушая при этом - в той или иной мере - старый государственный аппарат и заменяя его новым. Новое, рожденное восстанием эксплуатируемых классов государство становилось крупнейшей, а зачастую единственной организацией, владеющей средствами производства и рабочими силами своих граждан. Согласно официальной доктрине таких государств, называвших себя социалистическими, эти государства принадлежали живущему в них трудовому народу, а государственная собственность на производительные силы являлась общественной, то есть собственностью всего общества, взятого в целом. Однако это было ложью. Про общественную собственность на производительные силы можно говорить лишь в том случае, когда все или почти все вменяемые члены общества совместно управляют производством, распределением и потреблением материальных и духовных благ. Общественная собственность на производительные силы - это когда все те, кто руководит экономической деятельностью людей, постоянно контролируются и могут быть в любой момент переизбраны их подчиненными; это когда единственной привилегией руководителя является особое уважение со стороны тех, кто добровольно ему подчиняется; наконец, это когда многие решения по очень и не очень важным вопросам принимаются малыми и большими группами людей совместно, на равных, без различия руководителей и подчиненных. Иными словами, общественная собственность на производительные силы существует лишь тогда, когда члены общества объединены в малые и большие действительные коллективы - в отличии от коллективов мнимых, типа армейской части или зэков в концлагере, где преобладает принцип «сверху вниз, без или с малым контролем снизу»,- и когда все общество в целом является единым действительным коллективом. Ничего подобного в СССР и других государствах того же типа не было: так же, как и в любой капиталистической фирме, как в любом буржуазном государственном аппарате, в этих государствах преобладал принцип управления «сверху вниз, без или с минимальным контролем снизу». Общество, в котором хозяином производительных сил было государство типа СССР, было четко разделено на управляющих и управляемых, эксплуататоров и эксплуатируемых. Партийно-государственная бюрократия высшего и среднего уровня являлась единым совокупным собственником средств производства и рабочих сил всех или почти всех трудоспособных граждан государства; она отличалась от рядовых работников по своему месту в исторически определенной системе общественного производства, по своему отношению к средствам производства, по своей роли в общественной организации труда, по способам получения и размерам своей доли общественного богатства, - а значит, представляла собой эксплуататорский класс, противоположный классу, состоящему из рядовых государственных работников. Государственная собственность в СССР и других подобных странах являлась собственностью бюрократии, а не всего общества. Ни социализма, ни коммунизма в этих странах не было, потому что слова «коммунизм» и «социализм» означают такое устройство общества, при котором производительные силы находятся в общественной собственности. Сегодня же в бывшем СССР и почти во всех подобных ему странах вновь царит обычный государственно-монополистический капитализм, мало чем отличающийся от капитализма в тех странах, где пролетарии и другие эксплуатируемые социальные группы никогда не свергали ни экономическую, ни политическую власть капиталистов.

Почему же не оправдались прогнозы марксистов, предсказывавших развертывание Октябрьской революции во всемирный революционный процесс, ведущий к установлению на Земле первой стадии коммунизма - социалистического строя? Ссылки на происки мировой буржуазии, козни социал-демократических оппортунистов или предательство сталинистами революции не дают нам ответа на этот вопрос: остается непонятным, почему все эти происки и козни увенчались успехом, почему мировое рабочее движение позволило столько раз предавать себя. Часто утверждают, что склонность к насилию и господству над себе подобными заложена в «природе человека», в его естественных инстинктах, и потому господа и рабы, мол, были, есть и будут всегда. Если бы это было так, то первобытные люди, в которых «природа человека» еще не подвергалась шлифовке цивилизации, жили бы в гораздо более иерархическом обществе, чем мы, современные люди. А между тем, социальное устройство первобытных племен может по праву называться «первобытным коммунизмом». Важнейшие вопросы решались собранием членов племени; вожди и прочие лидеры переизбирались своими подчиненными, как только те находили более достойных кандидатов на их замену; равенство в правах между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми в общем было больше, чем в цивилизованном обществе, причем дети воспитывались совместно взрослыми членами племени; все взрослые трудоспособные члены племени были вооружены, и лишь в процессе разложения первобытного общества стало обозначаться деление на вооруженных и безоружных членов племени; наконец, материальные привилегии лидеров были сравнительно невелики и существовали только благодаря уважению, которым эти лидеры пользовались среди соплеменников за свои личные качества, - короче говоря, первобытное племя представляло собой действительный коллектив. Значит, не в «природе человека» следует искать первопричину того, что Октябрьская революция оказалось хотя и социальной, но не социалистической. Эта первопричина кроется в развитии производительных сил. Характер и уровень развития производительных сил, задающий условия, в которых приходится производить, распределять и потреблять материальные и духовные блага, - вот что определяет характер отношений между членами общества; а изменение этих отношений определяется в конечном счете не чем иным, как изменением уровня развития производительных сил.

Современное общество, в которое включены все населяющие Землю миллиарды человек, осуществляющие миллионы сложнейших и разнообразнейших видов деятельности, - это не замкнутое в себе первобытное племя, состоящее из нескольких десятков или сотен членов, каждый из которых умеет делать почти все то же, что и другие. Разделение труда и укрепление человеческих общностей, нараставшие вплоть до второй половины ХХ века, привели к тому, что сегодня даже в масштабах сравнительно небольшого предприятия - а тем более в масштабах всего общества - людям труднее в короткие сроки обмениваться информацией и принимать общие, не продиктованные кем-то сверху решения, труднее совместно контролировать своих руководителей и компетентно принимать решения по их переизбранию, чем это было в первобытном племени. Рядовым работникам мешает участвовать в управлении производством и распределением материальных и духовных благ не столько недостаток знаний и навыков управления - хотя и это важно, - сколько неспособность больших масс людей быстро обмениваться информацией и принимать совместные решения, то есть образовывать действительные коллективы. Вот почему в процессе Октябрьской революции лидеры революционных рабочих и крестьян, выдвинутые самими же восставшими массами, тут же начинали становиться их новыми господами - вместо свергнутых революцией старых господ. Для того, чтобы пролетарская революция смогла сделать современные производительные силы общественной собственностью, необходимы такие технические средства обработки информации, которые позволяли бы миллионам человек обменяться информацией и принять единое решение - не так, как это происходит при голосовании на буржуазно-демократических выборах, а совместно - с такой же скоростью, с какой это может сделать собрание нескольких десятков человек. В первой половине 20-го века такой техники еще не было. Следовательно, уровень развития производительных сил тогда был еще недостаточно высок для начала перехода человечества к социализму. Именно поэтому социалистическая революция в первой половине ХХ века была невозможна.

Коллективистская партия выступает за переход всей полноты законодательной, исполнительной и судебной власти в руки созданных пролетариями, в союзе с трудящимися из других эксплуатируемых социальных групп, комитетов самоуправления трудящихся. Комитеты самоуправления трудящихся (КСТ) - это органы, состоящие из депутатов, избираемых снизу - начиная с предприятий - по многоступенчатой системе (из представителей низших КСТ составляются высшие), по производственно-территориальному принципу; депутат КСТ любого уровня в любое время может быть отозван своими избирателями и заменен новоизбранным; зарплата депутата не должна быть выше средней зарплаты пролетария; аппарат исполнительной и судебной власти при КСТ отсутствует, поскольку КСТ будут не только принимать законы, но и исполнять их - текущей управленческой деятельностью на всех уровнях будут заниматься сами депутаты. Коллективистская партия выступает за то, чтобы количество назначаемых сверху должностных лиц (чиновников) в новой системе управления обществом было сведено до минимума и продолжало неуклонно уменьшаться вплоть до полного исчезновения.

2) бесплатное обеспечение создаваемых пролетариатом организаций современной техникой, позволяющей осуществлять контроль над любыми аппаратами управления в любом масштабе; открытие для пролетарских организаций доступа ко всем банкам данных всех компьютерных систем, связанных с управлением любой сферой жизни общества, невзирая ни на какие соображения «коммерческой» или «военной» тайны;

После завоевания пролетариатом власти его вооруженной силой останется он сам. Коллективистская партия выступает за то, чтобы на базе рабочих дружин, созданных еще до революции, в процессе революции была создана вооруженная организация всех (исключая предателей своего класса) способных носить оружие пролетариев, а также представителей других поддерживающих революцию слоев общества, позволяющая трудящимся хранить у себя дома оружие и проходить военную подготовку без отрыва от «штатской жизни». Эта организация заменит собой постоянную армию и профессиональную полицию: охранять порядок и законность будут сами вооруженные трудящиеся, объединенные в отряды по месту своей работы и жительства. При этом профессиональную службу будет нести высший, средний и часть низшего командного состава новых вооруженных сил (только в этой сфере придется надолго сохранить принцип управления «сверху вниз, с малым контролем снизу»), солдаты тех родов войск, где требуется особая профессиональная квалификация, а также специалисты некоторых видов сыскной деятельности.

Коллективистская партия выступает за присвоение трудящимися в лице КСТ земель и вод, за монополию трудящихся в лице КСТ на внешнюю торговлю с партнерами из эксплуататорских государств и банковское дело. В то же время Коллективистская партия отказывается от требования передачи всех средств производства в собственность пролетарского государства, хотя это требование выдвигалось до сих пор всеми пролетарскими революционными организациями - от германского Союза коммунистов в прошлом столетии до Четвертого Интернационала. Передача промышленных и сельскохозяйственных предприятий в собственность даже такого демократического аппарата управления, как пролетарское полугосударство, неизбежно повлечет за собой появление и разрастание бюрократического аппарата исполнительной власти в экономике, угрожающего превращением системы КСТ в бессильный придаток этого аппарата, а государственной бюрократии - в эксплуататорский класс. Именно так и произошло в 20-е годы в СССР, а впоследствии - во всех подобных СССР государствах. Однако в первой половине ХХ века такая трансформация была не просто неизбежна, но и необходима с производственно-технической точки зрения: до появления компьютеров управлять экономикой в масштабах целой страны можно было только по принципу «сверху вниз, без или с малым контролем снизу», и поэтому огосударствление средств производства и рабочих сил было самым рациональным ответом на вопрос «а что делать дальше?», встававший перед победоносными повстанцами. Сегодня же компьютеры делают излишней передачу предприятий во владение таким органам управления, как КСТ, у которых и помимо этого есть множество разных функций и которые поэтому заведомо будут вынуждены воздвигнуть между собой и предприятиями громоздких чиновничий аппарат управления, который будет трудно контролировать даже с помощью компьютерных систем и который будет постоянно тяготеть к превращению в силу, стоящую над обществом. В условиях компьютеризации производства и других сфер человеческой деятельности для взявших политическую власть пролетариев более выгодным и удобным является создание особой системы выборных коллегиальных органов, отдельной от системы КСТ; посредством этой особой системы и осуществлялось бы управление экономикой. При таком «разделении властей» единство управления экономический и политической сферами жизни общества, вместе взятыми, будет осуществляться путем равноправного согласования действий между обеими системами; в экстремальных же ситуациях, когда для решения стоящих перед обществом проблем необходимо единоначалие, система КСТ - обладающая такими рычагами воздействия на экономику, как владение землей и регулирование денежного обращения - возьмет руль в свои руки, временно подчинив себе вторую систему и не вступая при этом с ней в конфронтацию.

Исходя из всего вышесказанного, Коллективистская партия выступает за создание системы централизованного самоуправления (СЦС), посредством которой пролетарии возьмут в свою собственность отнятые ими у капиталистов предприятия. СЦС будет состоять из производственных комитетов, избираемых по ступенчатой системе, начиная с цехов и предприятий вплоть до уровня целой страны, нескольких стран и, возможно, когда-нибудь - всего мира. Место и роль депутата производственного комитета в управлении экономикой полностью аналогичны месту и роли депутата КСТ в управлении пролетарским полугосударством. СЦС (в наиболее общих и важных вопросах - совместно с КСТ) осуществляет централизованное планирование развития экономики, обеспечивая полную занятость трудоспособного населения. Такое планирование будет сочетаться с высокой степенью хозяйственной автономии предприятий; их работники, объединившиеся в действительный коллектив, будут в высокой степени независимы в поиске торговых партнеров на внутреннем рынке и рынках других пролетарских полугосударств, а также при распределении дохода, полученного от продажи продукции предприятия. При этом каждый работник предприятия будет участвовать в управлении им и всей экономикой в целом - в частности, путем выбора депутатов в производственные комитеты - на равных правах со всеми другими. Коллективистская партия выступает против найма трудовыми коллективами работников по капиталистическому принципу (без вовлечения их в управление на равных правах со всеми), против таких форм акционерной и паевой собственности, при которых не соблюдается принцип «один человек - один голос». Коллективистская партия выступает за то, чтобы покупка предприятий у одних коллективов другими была сведена к простому укрупнению предприятий, когда работники «купленного» предприятия объединяются с работниками предприятия - «покупателя» в единый коллектив, все члены которого имеют одинаковые права; при таких производственных отношениях деньги, выплаченные коллективом - «покупателем» коллективу «покупаемого» предприятия, перестают быть ценой товара и превращаются в один из дополнительных способов заинтересовать коллектив «покупаемого» предприятия в объединении с «покупателем».

До взятия политической власти пролетариатом Коллективистская партия видит одну из своих задач в том, чтобы организовывать борьбу за все более широкий и глубокий рабочий контроль в экономике. В странах, подобных по своему экономическому и политическому положению республикам СНГ, Коллективистская партия выступает против свободной купли-продажи земель и вод - с тем, чтобы спасти от разрушения крупные сельскохозяйственные предприятия типа «колхозов», которые после захвата власти пролетариатом легко будет сделать действительными коллективными хозяйствами и включить в систему СЦС. В условиях наступления буржуазии на экономические и политические права пролетариата, развернувшегося в конце ХХ века во всем мире, Коллективистская партия выдвигает требование скользящей шкалы зарплаты и рабочих часов - чтобы оплата труда автоматически повышалась в соответствии с ростом цен на предметы потребления, а наличная работа распределялась между всеми наличными рабочими руками (в соответствии с чем и должен определяться размер рабочей недели, при сохранении того же среднего заработка каждого рабочего, что и при старой рабочей неделе). В тех странах, где капиталисты имеют возможность помногу месяцев не выплачивать зарплату своим работникам, Коллективистская партия выдвигает лозунг - «Любые формы массовой борьбы хороши, чтобы выбить у администрации зарплату». Работая в профсоюзах, стачкомах и других организациях рабочего движения, Коллективистская партия помогает им удержаться на пути бескомпромиссной борьбы с капиталом, не увязнуть в болоте соглашательства.

Переход к коллективистскому обществу не будет быстрым и легким. Сам коллективизм - и на первой своей стадии (социализм), когда еще будут сохраняться товарно-денежные отношения (хотя рабочая сила уже не будет товаром) и человечество еще нельзя будет назвать вполне единым коллективом, и на развитой своей стадии («полный» коммунизм) - тоже не будет обществом без проблем. Но это будут новые проблемы, корни которых уже не будут лежать в «борьбе всех против всех». Человечество уже не будет угрожать уничтожением самому себе; люди будут совместно улучшать свою жизнь, не давя друг друга в погоне за личным успехом. По мере становления коллективизма интересы каждого члена общества будут все больше совпадать с интересами всего общества. К этому будущему есть только один путь - социальная революция, завершающая собой многотысячелетнюю историю классовой борьбы.

Если бы лет десять назад вам, уважаемые читатели, задали этот вопрос, вы подумали бы, что спрашивающий просто спятил. Сегодня же такой вопрос никого не удивит, многие из вас уже сами задавались им. И неудивительно: с момента окончательного распада СССР и возникновения самостоятельных суверенных государств - России и Украины - отношения между ними характеризуются постоянно возрастающей напряженностью. Естественно, что всё большему числу людей приходит в голову мысль: а не дорастёт ли эта напряженность до точки взрыва?

Непосредственной причиной межгосударственных раздоров, которая бросается нам в глаза в первую очередь, являются раздоры между руководителями этих государств. Однако за тем фактом, что главы и министры двух государств ведут себя подобно встретившимся на узеньком мосту баранам, скрываются более глубокие, более существенные противоречия, которые имеют своим внешним проявлением взаимные территориальные претензии, экономические санкции и тяжелые, как похмелье (к тому же бесплодные), разборки на высшем уровне. Ещё одним проявлением этих противоречий является бесцеремонно-демагогическая агитация и провокационные выходки националистических организаций в обеих странах, стравливающих народы этих стран друг с другом и подталкивающих - конечно же, от имени своих наций - свои правительства к «решительным действиям».

Как правительства, так и вышеупомянутые партии отражают интересы конкурирующих между собой и стремящихся укрепить свою власть над народом украинских и российских капи- талистов. Промышленники Украины и России (республик, в которых сосредоточена большая часть индустриальной мощи бывшего СССР) очутились в довольно-таки двусмысленном положении: с одной стороны, им необходимо бесперебойно торговать друг с другом, а с другой стороны - содрать в процессе этой торговли друг с друга как можно больше, чтобы залатать дыры в своей экономике. Устойчивый компромисс в данном случае исключен: торговля между двумя странами, экономика которых задыхается от недостатка инвестиций и неспособнос-ти эффективно их использовать, может быть либо выгодна одной из этих стран и невыгодна другой, либо невыгодна им обеим. Здесь та же ситуация, что и с тришкиным кафтаном: за-шивая дыру в одном месте, мы делаем ее в другом. Новой-то ткани на заплату взять неоткуда.

Почему неоткуда? Не потому, что, как считают борцы за возрождение великой Российской империи, были разорваны экономические связи между республиками бывшего СССР - этот разрыв не был первопричиной упадка экономики: наоборот, он произошел вследствие этого упадка, хотя и, в свою очередь, усугубил его. Упадок экономики явился результатом неспо-собности обветшавшего и прогнившего бюрократического государства своевременно обнов-лять устаревающие и изнашивающиеся средства производства, а реставрация капитализма и образование новых государств на обломках СССР - это, в сущности, не что иное, как результат судорожных попыток бюрократии создать новые механизмы хозяйствования, с помощью которых можно было бы остановить упадок экономики. Однако «худое дерево не приносит плода доброго»: новые хозяйственные механизмы и структуры оказались изначально гнилыми и неэффективными. Упадок превратился в обвал, который мы сейчас и переживаем.

Но вернемся к промышленникам. Как мы видим, из того положения, в которое они попали, выход намечается только один - силовое давление на партнера, с целью принудить его торго-вать в убыток себе. В политике «решительных действий» также заинтересованы банки обеих стран, роль которых неуклонно возрастает в ставшей капиталистической экономике пос-ледних. Российские банки заинтересованы в том, чтобы без помех на выгодных условиях ин-вестировать свои капиталы в украинскую экономику; украинским же банкирам нужно, что бы местный рынок капиталов был надежно защищен от интервенции российских банков. Ин-тересы промышленников и банкиров России и Украины непосредственнейшим образом отражаются на политике их государств, которые не только представляют собой орудия промышленного и банковского капитала, но и сами являются главными промышленниками и крупнейшими банкирами своих стран.

Не следует забывать также и про украинские хлеб, сало и сахар, про черноморские торговые порты. Это такие лакомые кусочки, от которых российскому капиталу не так-то просто отказаться. И разумеется, что украинский капитал будет бороться за них до последней капли крови своих наёмных рабов.

А дело в том, что советские рабочие - как городские, так и сельские - и низшие слои интел-

А что же крупные государственные чиновники, бизнесмены, банкиры - одним словом, капиталисты? А они-то как раз и заинтересованы в том, чтобы убрать от кормила власти сде-лавших своё дело демократов, свалить на них все свои грехи и посадить в руководящие кресла крайне правых политиков, которые будут куда последовательнее - без всяких там экивоков, гнилых компромиссов, призрачных консенсусов и вообще…либеральничанья – наводить порядок на предприятиях, утихомиривать профсоюзы и нажимать на соседние державы. А то, что эти политики для достижения популярности в массах частенько прибегают к антибуржуазной демагогии - не беда; Гитлер так вообще себя социалистом называл, а как пришел к власти - такую райскую жизнь германским монополиям устроил, что у наших бо-гатеев от зависти аж слюнки текут. Главное - подружитесь с таким политиком, подбросьте ему деньжат, и тогда после его победы льготные кредиты и выгодные заказы поплывут к вам в руки.

Казалось бы, приход к власти в России, на Украине и в других республиках СНГ ультара-правых лидеров должен больно ударить по интересам крупного иностранного капитала: про-текционистская политика, защита внутреннего рынка, национальная независимость и все та-кое. Ан нет: появление в этих краях правителей с «твердой рукой», в конечном счете,необхо-димо и западным монополиям. Им нужны солидные, надежные (в отличие от болтунов-демо-кратов, наглядно доказавших свою политическую импотентность всему миру) партнеры, способные навести и поддерживать порядок в своих странах. Только такие партнеры могут чем-то гарантировать выполнение своих обещаний. Экономическая отсталость республик СНГ служит порукой тому, что их буржуазия не будет слишком задирать нос перед своими западными партнёрами, даже имея во главе своих государств очень уж нахальных диктаторов. Кроме того, пока республики СНГ грызутся друг с другом, они безопасны для финансовых магнатов из дальнего зарубежья. Напротив, их лидеры будут заискивать перед последними, стремясь заручиться их поддержкой - даже если до своего воцарения они обливали «мировой капитал» ушатами помоев.

Россия грызется и будет грызться не с одной только Украиной. Но сильнее всего - именно с ней. Мы уже упоминали о том, что в этих двух республиках сосредоточена большая часть индустриальной мощи бывшего СССР. Российско-украинские связи важнее для жизнедеятельности экономики России, чем связи с какой- либо другой республикой бывшего СССР, и даже более того - с каким бы то ни было другим регионом земного шара. Что же касается жизненной важности этих связей для экономики Украины, то она с трагической очевидностью демонстрируется историей, озаглавленной: «Как Ельцин Украину без горючего оставил». Эта самая жизненная важность приведёт к тому, что интенсивность противоборства межу российскими и украинскими заправилами (мы уже показали, что консенсус не выгоден ни тем, ни другим) будет расти быстрее, чем интенсивность противоборства между заправилами России и любой другой республики бывшего СССР. Будет быстрее стремиться к точке взрыва…

Вырисовывается довольно - таки мрачная картина. Буржуазия России и Украины жизненно нуждается в разрешении своих взаимных противоречий путём подавления своего противника, а так как мирными средствами этого сделать не удастся (российская буржуазия попробовала - не получилось. Её украинская коллега-соперница пошатнулась, но устояла - правда, поже-ртвовав при этом благосостоянием своих соотечественников, большинства украинского на-рода), то волей-неволей ей придётся прибегнуть к силе. Буржуазные антидемократы - крайне правые партии - делают то же самое, только гораздо последовательнее. Пролетариат и большая часть мелкой буржуазии, давно уже разочаровавшиеся в демократах, ведут себя двояко: их пассивная часть покорно ждёт, когда правители решат её участь, активная же часть либо борется за повышение заработной платы и ничего другого знать не хочет, либо поддерживает фашистов и полуфашистов. Западному капиталу незачем надрываться от миротворческих усилий: хоть деритесь, хоть миритесь - все равно прибежите к нам за кредитами. Борьба раз-личных группировок европейских, американских и японских капиталистов чрезвычайно обострилась в последнее время и продолжает обостряться: для каждой из них гораздо важнее заручиться поддержкой российских или украинских капиталистов, чем примирять их друг с другом и в результате испортить отношения и с теми, и с другими. Мелкие левые группировки (единственно способные выступить против войны) так и остаются мелкими группировками: стать массовыми и политически влиятельными организациями они смогут лишь после того, как крайне правые дискредитируют себя в глазах масс. Но это произойдет лишь после того, как крайне правые придут к власти и дадут возможность сравнить свои обещания со своей реальной политикой, а одним из первых (или, по крайней мере, вторых) шагов этой политики - ибо время не терпит, экономика разваливается, и буржуазия России и Украины стремится быстрее решить свои проблемы за счет соседей - будет российско-украинская война, которой никто не помешает начаться…

И никакая вековая дружба россиян и украинцев тут не поможет. Те, кто думает, что совре-менное население России и Украины, если попрать его святые братские чувства друг к другу, поднимется как один человек и т.д.- не более, чем любители глазеть на мир через розовые очки. Все те организации, которые на данный момент превращают население этих двух республик из бесформенной массы в целостный организм, либо являются организациями господствующего класса, либо неспособны помешать превращению своих членов в пушечное мясо (как, например, независимые профсоюзы). Когда правители России и Украины начнут войну, то народные массы этих стран будут представлять собой, перед лицом гигантских го-сударственных машин, толпу беспомощных одиночек, способных - и то в лучшем случае - только на индивидуальный пассивный протест: уклонение от мобилизации, дезертирство, бегство. Но для того и придут к власти диктаторы, чтобы ужесточить наказания против беглецов и обеспечить их исполнение, несколько подкрутив гайки расхлябанного государственного механизма. Так что, число успешно уклоняющихся от мобилизации не будет в России и на Украине настолько значительным, чтобы помешать началу военных действий. Пойдут жители России и Украины воевать друг с другом, еще как пойдут.

Блицкрига ни у России, ни у Украины не получится: у Украины недостаточно сил для такого дела, а Россия, с ее длиннющими границами и в условиях современного нестабильного положения в мире, сможет выставить против Украины лишь малую часть своих войск. Поэтому война затянется. А затяжная война неизбежно породит на Украине и в России разруху, остановку производства, паралич транспорта: если уж расшатавшиеся государственные аппараты этих стран не могут остановить спад производства и наладить нормальную работу транспорта в мирное время, то чего уж ожидать от них в условиях затянувшейся войны! А диктаторы… диктаторы, сколько бы они ни закручивали гайки, не смогут существенно и не обратимо наладить работу проржавевшего насквозь механизма. Необходимо полностью устранять старые экономические и политические структуры управления и заменять их новыми, необходимо менять все кадры управляющих сверху донизу - а как это смогут сделать правители, выдвинутые этими же кадрами через эти же структуры? Это могут сделать только те, кто до сих пор был отстранен от управления, от собственности, от власти, - пролетарии.

И вот тут- то в мрачной черной туче, окутывающей наше недалекое будущее, в самом густом и темном ее месте прорезывается светлый лучик надежды. Буржуазные государства са-ми дадут пролетариату то, чего ему не хватало, чтобы заменить их на свои, пролетарские,- оружие, боевую организацию и навык совместных боевых действий. Кроме того, они наглядно продемонстрируют ему свою никчемность и вредность для общества. К тому времени, как российским и украинским солдатам надоест убивать друг друга ради прибылей кучки паразитов, все буржуазные партии от демократов до фашистов успеют дискредитировать себя в их глазах. И тогда, к удивлению многих, обнаружится, что ранее почти никому не известные мелкие левые группировки превратились в большие и сплоченные организации, делающие великие дела.

Рабочая демократия, № 2(17), 1994 г.

1. Цель пролетарских революционеров—развал буржуазной армии и замена её всеобщим вооружением пролетариата (за исключением предателей своего класса) и примыкающих к нему фракций других правящих классов. Абстрактно говоря, этой цели больше всего соответствует такая установка—идти в армию, обучаться там обращению с оружием, а заодно и вести революционную пропаганду среди военнослужащих (последнее касается тех призывников, что уже приобрели революционные убеждения).

2. Однако в условиях СНГовских армий с их дедовщиной, при которой дело подавления и оболванивания рабочей и среднеклассовой молодёжи в огромной мере передано в руки самой этой молодёжи; в условиях армии—школы вражды между братьями по классу, школы межнациональной вражды, эффективнейшего средства для раскалывания угнетённых масс и дискредитации идеи пролетарской солидарности, -- в этих конкретных условиях первая установка годится не для всех, а лишь для тех, кто и без неё хочет идти в армию. (Таких сейчас среди рабочей молодёжи немало: дело в том, что у отслуживших гораздо выше шансы устроиться на работу). Для тех же, кто не хочет, мы должны принять другую установку—«Не ходи в армию!».

3. Задача пролетарских революционеров СНГ—создать движение отказников, идущее в революционном русле (то есть в союзе с нами и под теми же лозунгами, что и мы), через которое можно было бы вовлекать молодежь в различные формы политической работы. Форма отказа – легальная (на основании алгоритма действий, разработанного либералами из Транснациональной радикальной партии). Общая цель движения—развал буржуазной армии.

4. Не беда, если при этом мы объективно подыгрываем превращению СНГовских армий в профессиональные. Конечно, если это произойдёт, то большинство мужской молодёжи СНГ лишится бесплатной военной подготовки. Однако это не такая уж большая потеря: дело в том, что в нынешних СНГовских армиях (за исключением войск в тех регионах, где есть «горячие точки») обучение военному делу пресквернейшее. Есть много воинских частей (не только стройбатов!), где солдаты гораздо чаще держат в руках лопаты, чем оружие. И никак иначе в условиях экономического застоя без перспективы перехода к подъёму не будет и не может быть. Зато избавление от «школы жизни», штампующих послушных начальникам и враждебным своим братьям по классу наёмных рабов, - это настолько большой выигрыш, что он многократно перекрывает утрату рабочими бесплатной военной подготовки. Впрочем, ничто не мешает пролетарским революционерам параллельно с созданием движения отказников требовать восстановления уроков по военной подготовки в школах России и других республик СНГ.

5. Правда то, что профессиональные солдаты, наёмники—гораздо более эффективное орудие эксплуататоров в классовой борьбе, чем построенная на основе всеобщей воинской повинности армия. Но это правда лишь с одной стороны—с точки зрения того момента, когда дело уже дойдёт до открытого межклассового вооружённого конфликта. Тогда, конечно, наёмники будут убивать повстанцев с большей охотой, чем это делали бы солдаты, отбывающие воинскую повинность. (Пример—Чечня). Однако до тех пор именно армия «постсоветского» типа является более эффективным орудием эксплуататоров в классовой борьбе, чем профессиональная армия: такую машину для «промывки мозгов», для надёжнейшей прививки на всю жизнь от социальной активности—ничем не заменишь. Буржуазия республик СНГ никогда не отказалась бы от неё, если бы не финансовые трудности в результате упадка и застоя экономики. Короче говоря, то, что в России и в государствах СНГ дело идёт к замене воинской повинности наймом контрактников, в общем лучше для классовой борьбы пролетариата в настоящий момент. (Это, конечно, не значит, что пролетарские революционеры должны выступать за переход к профессиональной армии. Это дело либеральных буржуа, и пусть они делают его без нашей помощи.)

Из письма В. Бугеры С. Сальникову и А. Муратову от 16-17.06.99.

“В защиту своих тезисов Зализняк приводит следующие доводы: 1. В армиях СНГ царит “дедовщина” и “оболванивание рабочей и среднеклассовой (? —В. К.) молодёжи”. 2. Предстоящая империалистическая война “породит” гражданскую, и революционные трудящиеся вступят в неё “будучи мобилизованными, уже повоевавшими солдатами с оружием в руках”, т. е. до начала войны служить вовсе не обязательно”.

А теперь обратимся к “Тезисам об армии”:

“…в условиях СНГовских армий с их дедовщиной, при которой дело подавления и оболванивания рабочей и среднеклассовой молодёжи в огромной мере передано в руки самой этой молодёжи; в условиях армии—школы вражды между братьями по классу, школы межнациональной вражды, эффективнейшего средства для раскалывания угнетённых масс и дискредитации идеи пролетарской солидарности…”

Очевидно, что вред дедовщины усматривается здесь в том, что она раскалывает молодых пролетариев противопоставляет их друг другу и тем самым губит в зародыше их классовое самосознание. Дедовщина—это наилучшая прививка от классовой солидарности пролетариев; потому-то самая реакционная буржуазная мразь в СНГ и расхваливает армию как “школу жизни”. Катин же представляет дело так, будто Зализняк просто испугался издевательств и плохого питания—и обращается к таким же пугливым молодым людям, как и он сам:

"Не знаю, служил ли сам Д. Зализняк в армии, но его страх перед дедовщиной закономерен и вполне понятен.

Зачем же нужна Катину эта фальсификация? А для того, чтобы преподнести читателям другую, ещё большую, ложь: “В настоящее время большинство солдат срочной службы набирается в небольших городах, рабочих посёлках и сельской местности, что, само по себе, обязывает коммунистов вести в армии усиленную агитацию—само государство помогает нам, объединив рабочих общими условиями существования, что делает их особо восприимчивыми к революционной пропаганде. …Именно в армии наиболее ярко проявляется мужская дружба и взаимовыручка…”(подчёркнуто мной.—Д.З.).

Вот в этих-то подчёркнутых мною строках и заключается главная ложь заметки Катина. На самом деле СНГовские армии делают молодых рабочих гораздо менее восприимчивыми к революционной пропаганде, чем если бы они не служили. И дело здесь не просто в побоях, издевательствах и плохой пище: дело в том, что бьют тебя и издеваются над тобой по большей части не твои начальники, а такие же, как ты, рядовые—такие же, как ты, парни из рабочих семей, единственная разница между которыми и тобой заключается в том, что они “старослужащие”, а ты “салабон”.

Разумеется, подобные клубы—одна из эффективных форм подготовки рабочих дружин, одна из форм организации молодых рабочих. Но стоит ли привлекать в них людей с помощью самого негодного средства—наглой лжи? И стоит ли отказываться от другой возможной формы организации рабочей и “среднеклассовой” молодёжи—движения отказников?

Нежелание идти в армию вовсе не обязательно свидетельствует о трусости и неспособности к борьбе. Например, в Испании есть немало молодых людей с левыми убеждениями, которые предпочитают отсидеть в тюрьме, но не служить в буржуазной армии. (А тюрьма—она и в России, и в Испании не мёд.) Испанская секция Международной Лиги Трудящихся—пролетарско-революционной организации, с которой в СНГ сотрудничает Международная рабочая партия, с которой, в свою очередь, сотрудничают Комсомольская организация г. Тутаева и редакция "Комсы"—охотно сотрудничает с такими людьми и даже не выгоняет из своих рядов тех своих молодых членов, которые идут по тому же пути. И это при том, что официальная установка МЛТ по отношению к призывникам—"Иди служить в армию и обучайся там владеть оружием, чтобы потом повернуть его против буржуев!" Таким образом, реально испанская секция МЛТ имеет две политические установки по вопросу об армии—и это даёт прекрасные практические результаты. Так почему бы российским комсомольцам не поучиться у своих друзей МЛТшников? Почему бы не пойти дальше и не инициировать создание организованного движения отказников? Только вот в тюрьму им идти совсем не обязательно: в наших условиях такая жертвенность просто излишня.

Как бы ни пытался Катин отыскать логические противоречия в "Тезисах об армии" на практике было бы вполне возможно и даже очень полезно одновременно организовывать и военно-спортивные клубы, и движение отказников. Последнее, кстати, обучало бы вступившую в него молодёжь мужской дружбе и взаимовыручке гораздо лучше, чем нынешние СНГовские армии. Что же касается военно-спортивных клубов, то у них, при всех их достоинствах, есть один крупный недостаток, который надо всегда учитывать—и держаться настороже: организуя такие клубы на легальной основе, всегда приходится завязывать связи с военкоматским начальством и вообще с самой реакционной частью офицерства. Эти связи создают очень большую угрозу коррупции и классового перерождения комсомольских лидеров и активистов. Не является ли лживая заметка Катина одним из проявлений подобных тенденций в Кировской Комсомольской организации? Ведь Катин, пытаясь обелить и приукрасить СНГовские буржуазные армии, работает на самую реакционную часть буржуазии республик СНГ—да, собственно говоря, на её большинство, которое сегодня изо всех сил пытается "возродить армию". На фоне войны на Балканах катинская демагогия выглятит особенно подло—и резко контрастирует с той революционно-интернационалистической позицией, которая декларируется на первой странице того же номера "Комсы".

Иногда критики "Тезисов об армии" говорят следующее: разваливать надо не столько российскую армию (и другие подобные армии республик бывшего СССР) - её держит в чёрном теле её же хозяйка, буржуазия,--а растущие и неплохо финансируемые войска МВД; поэтому не стоит организовывать движение отказников.

Этот аргумент очевидно глуп. Войска МВД—точно такая же армия, комплектуемая из призывников, несущих срочную службу в порядке всеобщей воинской повинности. Массовое организованное движение отказников было бы ударом не только по "обычной" армии, но и по ним.

В «Информ-бюллетене Революционного контактного объединения» за август 1998г. были напечатаны «Тезисы об армии» Дмитра Зализняка, вызвавшие оживленную, хотя и бестолковую (со стороны оппонентов Д. Зализняка) дискуссию в газете «Комса» (№№4-6). Основные идеи Д. Зализняка, отстаиваемые им в «Тезисах об армии» и в письме в редакцию «Комсы» (в ее №5), таковы: «СНГовские армии благодаря дедовщине, «при которой дело подавления и оболванивания рабочей и среднеклассовой (лучше было бы: мелкобуржуазной. - М.И.) молодежи в огромной мере передано самой этой молодежи» являются ««школой жизни», штампующей послушных своим начальникам и враждебных своим братьям по классу наемных рабов», школой вражды между братьями по классу, школой межнациональной вражды, эффективнейшим средством для раскалывания угнетенных масс и дискредитации идеи пролетарской солидарности»», « машиной для «промывки мозгов», «для надежнейшей прививки на всю жизнь от социальной активности». Поэтому «задача пролетарских революционеров СНГ - создать движение отказников, идущее в революционном русле (т.е. в союзе с нами и под теми же лозунгами, что и мы), через которое можно было бы вовлекать молодежь в различные формы политической работы»». При этом Д. Зализняк и не думает отрицать задачу «идти в армию, обучаться там, обращаться с оружием, а заодно и вести революционную пропаганду среди военнослужащих»» для работы с той частью молодежи, которая хочет идти в армию.

Критики Д. Зализняка (В. Катни в № 4 и № 5 «Комсы»» и А.Малкин в № 6) так и не смогли продумать конкретный анализ конкретной ситуации в СНГовских армиях, данный Д.Зализняком, и недвусмысленно ответить на 2 вопроса: 1) содействуют ли СНГовские армии с их дедовщиной развитию чувства классовой солидарности у служащих в них рабочих парней иди препятствуют ему (впрочем, В-Катин ответил, да еще как: «Именно в армии наиболее ярко проявляется мужская дружба и взаимовыручка». См.№4 «Комсы»); 2) исходя из этого, будет ли замена призывной армии на профессиональную благоприятна для развития классовой борьбы пролетариата. Не считать же ответом замечание Малкина, что заводы также не содействуют развитию классовой солидарности, как и армия (№6 «Комсы») - как будто на заводах происходит систематическое подавление одной части рабочих другой их частью! – или ехидничанье Катина (№5 «Комсы»), как вернувшийся из армии и устроившийся на завод бывший солдат отказывается бастовать, говоря «мне хорошую прививку сделали на всю жизнь, мне зарплаты не надо». На самом деле чувство классовой солидарности (или его противоположность, чувство индивидуализма) существует прежде всего на бессознательном уровне, и дело не в том, что прошедший СНГовскую армию рабочий (как массовое явление - ссылка на рабочих активистов тут не может служить доказательством, так как они представляют собой исключение) не хочет получения или прибавки зарплаты, а в том, что армейская служба разуверила его в общей борьбе за общие интересы, приучила видеть в людях одного с ним класса не товарищей, а угнетателей, и оставила как единственный выход индивидуальную борьбу за личные интересы (дополнительные приработки, сверхурочные и т.п.). Разумеется, это «заслуга» не только армии, но и всех условий жизни пролетария в эпоху капиталистического кризиса, - однако армия в СНГ имеет в этой «заслуге» огромную долю.
Вместо разбора и (если получится) опровержения основного тезиса Д.Зализняка о
разлагающем влиянии СНГовских армий на чувство классовой солидарности у призывников, Малкин и Катин говорят о чем угодно, только не о предмете спора. При этом Катин, помимо приведенного выше утверждения об армии как о школе «мужской дружбы и солидарности», отличился вопросом, способным привести в умиление не только Зюганова или Кара-Мурзу, но и самого А.Н.Яковлева: «Считают ли леваки человеческие жизни?» (№ 5 «Комсы»).

К таким передовым группам, работу среди которых нужно вести, относятся и отказники.
Люди, в разгар патриотического шабаша отказывающиеся идти в армию, причем не
отделывающиеся от нее путем подкупа членов призывной комиссии, а совершающие свой
выбор, не боясь последствий, проявляют первичную форму готовности к борьбе и
определенный иммунитет к идеям патриотизма, державничества и милитаризма. В какой мере
сумеем мы подвигнуть часть из них на путь пролетарской революции, зависит от нас самих. Те, кто умеет плыть против течения, больше послужат делу революции, чем те, кто способен
поверить словам Катина об армии как о школе «мужской дружбы и взаимовыручки»...
Ошибочной является паника оппонентов Зализняка перед заменой призывной армии на
профессиональную, как будто стоит капиталистам осуществить такую замену, и возможность
победоносной пролетарской революции исчезнет. Так, Малкин пишет, что «голодная и
недовольная армия, укомплектованная по призыву, хоть какой-то противовес внутренним
войскам, и задается вопросом: «Встала ли бы на сторону восставших профессиональная армия? Вопрос скорее риторический». На самом деле вопрос стоит так: перестанет ли российская армия, став профессиональной, быть голодной и недовольной?

Так как современный капитализм вообще и российский капитализм в особенности имеет
гнилой и упадочный характер, то длительный, мощный и устойчивый подъем
капиталистической экономики в России невозможен. А без такого подъема российское
буржуазное государство просто не имеет средств сделать сытой и довольной даже
профессиональную армию (кроме элитных частей). Пошедшие служить в нее рабочие парни
будут делать это не из-за чувства патриотизма, а ради заработка в настоящем и возможности
лучшего трудоустройства в будущем, отнюдь не горя при этом желанием умереть во имя
«русской идеи». Но нагло-слабое и алчно-бедное русское буржуазное государство не будет
иметь средств, чтобы превратить их в своих верных слуг. Поэтому успешная работа
революционеров будет возможна и в профессиональной армии, солдаты которой останутся
бесправными, неимущими и недовольными рабами капитала. Не надо забывать, что первым
наемным рабочим (хотя и не пролетарием, а рабочим, продающим свои услуги, т.е. мелким
буржуа) был наемный солдат и что в 1789г. все солдаты французской профессиональной армии поддержали революцию против контрреволюции, восставший народ - против королевскогодвора.

Позиция А. Малкина по всем этим вопросам такова:1) война между Россией и Украиной
невозможна; 2) тем не менее, коммунисты должны бороться за предотвращение этой войны; 3)
если она, тем не менее, начнется, то останется локальной, а не станет частью мировой войны,
и едва ли перерастет в революцию.

По отношению к войне А. Малкин пропагандирует политику не пролетарского
революционера, а пацифиста-мещанина, который борьбой за мир хочет подменить борьбу за
революцию: «...долг пролетарских революционеров сделать все, чтобы этой войны не
допустить», - как будто достаточно заявить о долге, чтобы превратить его в реальность!
Рабочий класс - это эксплуатируемый и неимущий класс, лишенный собственности и власти.
Все уступки, которые дала ему буржуазия в целях удержать его в повиновении, она забирает
назад в тот день, когда видит, что может сохранить его повиновение и без этих уступок. Не
имея собственности и власти, рабочий класс своей борьбой может изменить некоторые детали
буржуазного правления, но не более того. Какими методами осуществлять свою власть, какую
политику - либеральную или фашистскую - проводить, сохранять ли грабительский мир или
начать грабительскую войну - все это буржуазия решает сама. Подобно тому, как пролетариат
останется наемным рабом в экономике, пока он не свергнет капиталистический строй, точно
так же он останется бесправным пушечным мясом в политике, пока он не восстанет и не
разрушит буржуазное государство. Надеяться, что давлением на буржуазию можно достичь
того, что достигаемо лишь ее свержением - а к таким надеждам сводится вся проповедь борьбы за мир - значит сеять худшие пацифистские иллюзии в рабочем классе, иллюзии,
представляющие собой лишь обратную сторону иллюзий милитаристски-шовинистических*...
*Здесь (так же, как и всюду) вместо слов «рабочий класс» точнее говорить «промышленный
пролетариат». Говоря именно так, мы, во-первых, продолжаем говорить только о рядовых наемных работниках, а во вторых, охватываем и тех рядовых наемных работников, которые
заняты в промышленном производства не являются интеллигентами, но в то же время в
результате НТР уже отчасти перестали быть рабочими-людьми, занятыми лишь фиэическим
трудом. Еще точнее говорить « промышленный и сельскохозяйственный пролетариат»: не стоит забывать и сельских братьев по классу.-Д.З.

В вопросе о том, будет ли русско-украинская война локальной войной или частью войны
мировой, у Малкина наблюдается некоторая путаница. С одной стороны, «война между
Россией и Украиной, если бы она разразилась, приняла бы характер глобальной
катастрофы». С другой, «то, что стычка между Россией и Украиной никакой мировой войны не вызовет, это ясно любому мыслящему человеку. (В лучших традициях И. В. Сталина, Малкин любит постулировать там, где надо доказывать. - М.И.) Такая стычка, если бы она возникла, только привела бы эти страны к полной и всеобщей деградации, что позволило бы НАТО еще раз сыграть роль миротворца. Никакой пролетарской революции НАТО, естественно, не допустило бы». Для Малкина, как для любого мелкобуржуазного политика, перепуганного силой буржуазии и не замечающего потенциальную силу пролетариата, сильнее НАТО зверя нет. НАТО может все - в т.ч. не допускать пролетарскую революцию. «Съесть-то он съест, да кто ему даст?» - вспоминаются слова из анекдота. То, что НАТО, как и все буржуазии и все буржуазные государства, будет стремиться не допустить пролетарскую революцию – это очевидно, но насколько это у него получится, зависит не только от него. Не революционер тот, кто забывает, что класс капиталистов силен, но не всесилен...

Крушение Восточного блока явилось не победой США, а их объективным поражением, выбив цементирующую основу Западного блока и став началом его разложения. Это разложение обуславливается и тем фактом, что гегемония США в капиталистическом мире, продолжая еще существовать, все меньше и меньше остается неоспоримой, что их все больше догоняют как Европа во главе с Германией, так и Япония, и Китай. В 90-е гг двуполярный мир сменился отнюдь не однополярным, а многополярным миром, где борются и ищут союзов много «силовых центров» - империалистических стран.

Истерическая агрессивность США в 90-е гг. - следствие не их силы, ибо уверенная в себе
сила не нуждается в том, чтобы постоянно демонстрировать себя на явно более слабых
соперниках, а растущей слабости, попытка преодолеть эту слабость я заставить все прочие
капиталистические страны по-прежнему видеть в США своего лидера. Но подобного рода
попытка может иметь только временный успех.

Экономическое объединение Европы и создание евро вызвано осознанием большинством
групп европейской буржуазии того факта, что только объединившись, они могут бросить вызов США. Лидирующая роль в объединенной Европе принадлежит и будет принадлежать
Германии. Однако реализовывать ее ей предстоит, преодолевая сопротивление остальных
отрядов европейской буржуазии и считаясь с этим сопротивлением, так как противоречия
внутри европейской буржуазии отодвинуты пока что на задний план, но отнюдь не преодолены.
Объединенная Европа сильна экономически и сильна политически, но слаба военно. В еще
большей степени это относится к ее лидеру - Германии. Экономический потенциал Западной
Европы достаточен для конфронтации с США, но ее военный и научно-технологический

Кроме возрастающих противоречий разных отрядов мировой буржуазии, к новой мировой
войне ведет и другая причина, органически присущая капиталистической системе:
фундаментальный закон капитализма - тенденция нормы прибыли к падению. Действие этой
тенденции временно приостанавливается, чтобы возобновиться затем с новой силой,
посредством кризисов, обесценивающих производительные силы и создающих условия для
нового цикла капиталистического накопления. В XX веке с переходом от капитализма
свободной конкуренции к государственно-монополистическому капитализму классические
экономические кризисы стали непригодны для этой цели. Их заменила мировая война -
своеобразная форма капиталистического кризиса, уничтожающая огромную массу избыточных производительных сил и рабочих рук и создающая обширный рынок сбыта. Великая Депрессия не положило начала новому капиталистическому подьему, это сделала только Вторая Мировая война. 50 млн. убитых и замученных на ней людей - такова плата за капиталистическое процветание 1945-73 гг..*

Именно отсутствие сильной революционной организации во время Второй
Империалистической войны, именно перерождение официальных «коммунистических» партий, ставших верными прислужниками буржуазии (и неоазиатской бюрократии. - Д.3.) и
вербовщиками пролетариев (н государственных рабочих в СССР. - Д.3 ) под знамена
демократического и сталинского империализмов, было непосредственной причиной (в которой
выразились другие, более глубокие причины, переставшие действовать после распада СССР)
того, что эта война не переросла в пролетарскую революцию. От сюда вывод: такую
организацию нужно срочно создавать сейчас.

Если бы не эти меры, послевоенный подъем экономики в высокоразвитых капстранах был
бы гораздо менее могучим, а научно-техническая революция шла бы гораздо более вяло - и,
пожалуй, не вышла бы за пределы военной промышленности. Таким образом,
высокоразвитые капстраны целиком и полностью обязаны своим процветанием рабочему
движению у себя и «красным драконам» по соседству. Если бы не усиление СССР и не
появление маоистского Китая на мировой политическом арене, то послевоенный
промьшленный подъем в высокоразвитых капстранах был бы столь же кратковременным и
убогим, как в 2О-х гг., после первой мировой войны. – Д.З.

фразой и тем самым обманывающая пролетариев. «Комса» проповедует политику русского буржуазного патриотизма - и в свете этого становится понятным, почему ее редакция, а также Малкин и Катин выступают против вовлечения антипатриотов, отказывающихся сложить в
русской армии, в процесс строительства пролетарской революционной партии. Все дело в том,
что партия, к строительству которой «Комса» призывает на своих страницах из номера в номер,
уже в проекте не является ни пролетарской, ни революционной - это не более, чем еще одна
спица в колеснице русского империализма. Для пролетарских революционеров в России враг
№1 - это не НАТО, как для Малкина, и не чеченские боевики, а русское буржуазное государство, главным орудием которого является русская армия (включая войска МВД, в которых служат, кстати, не только контрактники, но и призывники; так что отказ от службы в армии - это отказ и от службы в войсках МВД тоже). И если борьба русских революционеров против русской буржуазии ослабит обороноспособность русской армии перед лицом чеченских боевиков и НАТО, то это ничуть не противоречит коренному интересу русского пролетариата - взятию им власти в свои руки - и поэтому у русских революционеров не должна болеть голова за независимость буржуазного отечества.
Таким образом, нам, революционерам, прямой резон организовывать движение отказников и черпать из него кадры для строительства партии. Не подходит такая форма работы каким-то
«левым» - значит, это не левые, а социал-патриоты (в лучшем случае, в худшем - фашисты).
Но беда не только в том, что «Комса» проводит на своих страницах линию русского
буржуазного патриотизма. Беда еще и в том, что она - чисто по-социал-шовинистически -
пытается замаскировать эту линию под пролетарский интернационализм. Между прочим,
делает она это довольно комично и неуклюже. Так, заметку «Между молотом и наковальней редакция «Комсы» опубликовала под шапкой «Наш враг в Кремле, а не в Чечне». Никакого
отношения к содержанию заметки эта шапка не имеет: вся заметка состоит из рассуждений о
том, какой отсталый народ чеченцы, что у них нет пролетариата, как зверски в Чечне «чистили» русских и других нечеченцев в первой половине 90-х гг. (со ссылками на данные, собранные не кем-нибудь, а комиссиями Игоря Шафаревича и Станислава Говорухина. Нечего сказать, хороши «авторитетные источники»!) - а завершается она признанием права чеченского народа на самоопределение... под дулами российских автоматов и под наблюдением ОБСЕ. Короче говоря, в огороде бузина, а в Киеве дядька...

Поведение МЛТ вообще удивительно. С одной стороны, она отличается тем, что любит в любой войне между буржуазными государствами отыскивать «правую» и «виноватую» сторону – и поддерживать одну буржуазию против другой. Этот же принцип она применяла и в войне
России с Чечней в 1994-96гг. - и неожиданно оказалась права потому что в той войне главной
классовой силой, защищавшей Чечню, была не буржуазия, а мелкобуржуазные и
полупролетарские массы, самоорганизовавшиеся в довольно-таки слабо контролировавшиеся
чеченской буржуазией партизанские отряды. С ними стоило солидаризироваться, их стоило
поддержать, поскольку ничего более пролетарского в тот момент в Чечне не было, а эти
партизаны объективно разрушали не только российскую, но и чеченскую буржуазную
государственность. Впрочем, МЛТ обосновывала свою позицию не так: краеугольным камнем
ее позиции оказалось «право наций на самоопределение»- идея фикс всех учеников Нагуэля
Морено. Было бы логично ожидать, что и в этой, второй чеченской войне МЛТ примет сторона
Чечни. И хотя в этой войне - в отличие от первой - позицией пролетарских революционеров
является «против обеих сторон и за превращение империалистическом войны в гражданскую»
(дело в том, что нынешние чеченские партизаны - это в большинстве своем профессиональные
вояки, а не самовооружившиеся трудящиеся, как четыре года назад), однако поддержка Чечни
в ней была бы все-таки не столь гнусна, как поддержка российского империализма. Но вот мы
видим, что СНГовская секция МЛТ, участвующая в издании «Комсы», оказалась втянутой в
поддержку российской оккупации Чечни. На что только ни идут оппортунисты, чтобы
приобрести себе газету и несколько лишних сторонников... А ведь МЛТ - далеко не самый
оппортунистический осколок IV Интернационала, даже, пожалуй, один из лучших среди них.
Жаль, что МЛТ так скурвилась...

то отсюда следует, что поддерживать пролетарского кандидата можно лишь на выборах в представительные органы того территориально-административного образования, где существует достаточно сильное рабочее движение. А отсюда еще один вывод: на думских выборах 99 года и на выборах в представительные органы любого субъекта Федерации в ближайшем будущем наша тактика - стопроцентный отзовизм. При этом лозунг «голосуйте против всех» распространяется даже на кандидата, провозглашающего стопроцентно пролетарско-революционные лозунги и не блокирующегося с эксплуататорскими политическими организациями: уже тем самым, что он идет на выборы при отсутствии такого рабочего движения, которое могло бы его держать "на коротком поводке", он сходит с пролетарских классовых позиций. Если же такой кандидат заявляет, что он из Госдумы или из облдумы поможет рабочему движению наращивать силы - значит, либо он заблуждается*, либо это лжепророк, мелкобуржуазный или даже буржуазный волк в овечьей шкуре, похищающий души простодушных пролетариев. О таких Иоанн Богослов писал: те, которые говорят, что они иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское. Если это волк в овечьей шкуре - гнать его кнутом от пролетариев, чтобы он не делал их баранами и не обращался с ними, как с баранами! Если он заблуждается - наставить его на путь истинный тем же кнутом: кнут не мука, а впредь дураку наука. Что же это за кнут? - А не что иное, как агитация за голосование против всех кандидатов, в том числе и против такого, о каком мы сейчас ведем речь. Единственная польза, какую пролетарии могут извлечь из буржуазных выборов в условиях неразвитости рабочего движения, - это устроить акцию протеста против буржуазной государственности как таковой, придя на избирательные участки и проголосовав против всех кандидатов. И раз кандидаты с "пролетарским классовым" имиджем внушают иллюзию, будто бы, став депутатами, они смогут больше помочь, чем навредить неразвитому рабочему движению, - значит, с ними надо поступить так же, как и с обычными буржуазными кандидатами, то есть проголосовать и против них тоже.

*Нетрудно доказать, что то немногое, чем "пролетарский" депутат Госдумы может реально помочь незрелому рабочему движению - например, надавить на администрацию какого-нибудь предприятия в своем округе, повлиять на власти своего региона и т.п. - даже будучи очень эффективным, приносит такому рабочему движению больше вреда, чем пользы, так как приучает пролетариев во всем надеяться на своего "заступника" и подстраивать свою борьбу под его парламентскую деятельность. То же относится к депутатам более низких уровней, хотя и в соответственно меньшей степени. Депутат в буржуазном представительном органе может принести рабочему движению больше пользы, чем вреда лишь в том случае, когда оно достаточно сильно, чтобы пользоваться его услугами, не становясь зависимым от него ( а наоборот, удерживая его в зависимости от себя ). "Свой" депутат в буржуазном представительном органе - это как рюмка водки: здорового взрослого человека она подбодряет, ребенка же необратимо калечит.

При нынешних российских условиях имеет смысл допускать возможность поддержки кандидатов на выборах в рай- и горсоветы - но лишь в тех случаях, когда мы узнаем, что в данном районе или городе есть сильные и независимые от буржуазных ( разумеется, в том числе и "краснознаменных" ) организаций рабочие организации. На выборах в облдуму или в госсобрание субъекта федерации стоит кого-то выдвигать и поддерживать лишь в том случае, если в данной области или республике вдруг случится всплеск рабочего движения, которое тут же хорошо и независимо организуется (что-то я не представляю себе, где такое может произойти в ближайшие несколько лет. Всплесков-то будет немало, но вот чтобы они не поддавались манипуляциям со стороны буржуазии... Короче, по всему видать, что ни в одном субъекте РФ в обозримом будущем нам не придется делать исключений из политики отзовизма). На выборах же в Госдуму позиция "против всех" должна быть абсолютно нерушимой. При этом не надо бояться, что многие рабочие сегодня плюнут нам за это в глаза: еще большее количество рабочих сегодня плюнет нам в глаза за то, что мы не патриоты, - но это же не побуждает нас стать патриотами! Сегодня плюнут, а завтра сами нам глаза вытрут да еще и скажут: вы уж, ребята, нас извините, теперь-то мы видим, что вы тогда были правы. То же и с нашим левым андерграундом: пусть плюют нам в глаза за то, что мы призываем голосовать против Шеина или Сальникова наравне с обычными буржуазными кандидатами, - мы люди привычные, нам плевки что божья роса, мы и не плевки, а удары от "своих" выдерживали и еще выдержим. Маневриничать по вопросу о выборах мы не должны ни в коем случае: здесь компромиссы абсолютно неуместны.

первая половина января двухтысячного года (оконч. 16. 01).

Получил от Влада твои замечания на посланные им материалы. Он ответит несколько позже, а пока — мой ответ.

1. Самое несущественное. Ни Бугера (исключенный из входящей в МЛТ МежРП), ни я не имеем ни малейшего отношения к МЛТ, как считаешь ты (кстати, на основании чьих слов?). Поэтому литературу МЛТ прислать не можем (адрес МежРП: 129081, Москва, а/я 75, П. Слуцкому), и наша критика М. Львовой, если она даже и "бюрократическая ложь" (это мы рассмотрим дальше), то уж ни в коем случае не "склока между сектой МЛТ и грантовскими "энтристами".

2. Лозунг "право наций на самоопределение"— это лозунг поддержки нами буржуазных (иными они быть не могут) национал - освободительных движений. Так как капитализм потерял прогрессивный характер, потерял его и национализм. Образование независимых государств на территории СССР, СФРЮ и т.д.— не прогрессивное, а реакционное явление, работа местной бюрократической буржуазии, с успехом направившей движение низов в выгодное для нее и полностью контролируемое ею националистическое русло. Поэтому поддерживать такие национал-освободительные движения мы теперь (в отличие от эпохи Ленина) не можем, как правило (если можем—то как каждый раз доказанное исключение*).

3. Участие—неучастие в выборах. Ты не используешь обычный аргумент в пользу участия: парламентская трибуна как место агитации (в самом деле, какими такими народными трибунами показали себя Ю. Леонов в 93-95 гг. и Григорьев в 95-99 гг.?), а сводишь пользу парламентской деятельности к получению денег из зарплаты депутатов. Что ж, будем последовательны. Очевидно, что деньги от 300 (к примеру) депутатов в 300 раз больше и в 300 раз полезнее, чем деньги от 1 депутата. А если так, мы должны стараться провести в парламент как можно больше депутатов, а т. к. в эпоху реакции и господства буржуазии пройти в парламент в массовом количестве могут только деятели, стоящие на реакционно-буржуазных позициях, то пусть наши кандидаты будут и действовать в еще более буржуазном духе, чем всякие путины, лужковы и зюгановы, зато все полученные от буржуазии деньги тайно передавать партии (тем более ты сам пишешь "ради снятия партмаксимума следует идти в депутаты, совершенно игнорируя идеологию'' —выделено мной). И более того, не должны ли мы все пойти в услужение буржуазии, чтобы полученные от нее жирные куши давать на рабочее дело... кому? Ведь все мы будем служить буржуазии (в интересах рабочего дела!)! А служа ей для вида, мы весьма скоро станем служить ей и на самом деле, т. к. "видимость переходит в сущность", по Гегелю, а по-научному — функция преобразует орган, тактика, используемая партией, создает или пересоздает саму партию. Цель обусловливает средства, а использованные средства, если годны, ведут к цели, а если нет, то уводят от нее. Тактическая гибкость не беспредельна, а жестко ограничена принципами. Вопрос в том, допустимо ли участие в выборах с точки зрения ком. принципов? Может ли оно способствовать победе революции или, независимо от наилучших намерений проповедующих его прол. революционеров, ведет к

*Примечание В. Бугеры: Одним из таких исключений было, например, партизанское движение в Чечне в 1994-96 гг.—в высокой степени децентрализованное и благодаря этому в высокой мере независимое от чеченских (и зарубежных тоже) буржуазных партийных и государственных аппаратов, а следовательно, отчасти независимое от буржуазии (мелкобуржуазное). В той мере, в какой оно было стихийным, децентрализованным, мелкобуржуазным, оно не помогало, а, напротив, мешало становлению чеченского буржуазного госаппарата (в результате этот аппарат так и остался “недоделанным”: какое уж тут буржуазное государство, когда чуть ли не у каждого крестьянина и у многих рабочих автомат припрятан?). Благодаря этому исключительному обстоятельству тогдашнее партизанское национально-освободительное движение в Чечне стоило поддержать – но лишь ограниченно, с тысячью оговорок и уж во всяком случае без ссылок на пресловутое “право наций на самоопределение”. Сегодня же чеченскую сторону в войне и вообще не стоит поддерживать, потому что сейчас Чечню в основном защищают люди, для которых война уже давно стала профессией.

Ситуация с революционно-пролетарской партией в России сейчас такова, какова была на Западе в начале 20-х годов: ее нет. Ее предстоит создать. Создать методом Ленина (сначала размежеваться – потом объединяться), а не Шеина и Скворцовых (левые, полулевые и четвертьлевые – гоп в одну кучу!). И бойкотизм, категорический и полный отказ от участия в выборном балагане* - незаменимое средство, без которого вместо ленинской партии мы получим левореформистскую партию. К чему привело участие в выборах, желание попасть в депутаты (чтобы служить рабочему классу! Но за все надо платить, за благие желания при отсутствии правильного понимания – плохими делами) Шеина – известно: вхождение “Защиты” в блок КТР, закулисный союз с антитулеевскими буржуями в Кемерово** и т.п. .

За 80 лет, прошедших со времени 2-го Конгресса Коминтерна, история не знала случаев революционного использования парламентаризма (именно такое использование, а не парламентаризм сам по себе, отстаивал Ленин). Отсюда вывод: в вопросе об участии/неучастии в выборах Ленин ошибся, а его противники – левые коммунисты – были правы*. Повторение счету по-фигу, кто выполнит эту работу, лишь бы выполнили ее качественно. Одним словом, Байбородова и Шеин обманули “Новых левых” не в силу реальной необходимости, а исключительно в силу своего морального уродства, своей интриганской натуры.

Тем не менее, в те же дни я рассказал эту историю нашему с Бийцом общему знакомому—Виктору Андриевскому (псевдоним), а он тут же пересказал ее Бийцу. Рассказал я эту историю и другим своим московским левым знакомым. Левый политандерграунд должен знать, если в его среде заведутся суки. Что сказать обо всей этой истории? В условиях, когда рабочее движение в стране находится в зародышевом состоянии, пробиться в "рабочие депутаты'' возможно не иначе, как сто раз продав, предав и осквернив и тот "рабочий" имидж, под которым идешь в парламент, и товарищеские узы, и политическую честность. При этом “естественный отбор" выдерживают самые гнусные и бессовестные обманщики. Поэтому если Шеин стал "рабочим депутатом" в нынешней Госдуме, то априори можно утверждать, что он сволочь. Как видим, это подтверждается фактами.

*В принципе революционное использование парламентаризма возможно и при монополистическом капитализме (пример—использование большевиками Думы в предреволюционное десятилетие), однако оно возможно лишь при наличии сильного и растущего (или, по крайней мере, испытывающего кратковременный преходящий спад - мелкий эпизодик в процессе роста) рабочего движения, в котором действует крепкая, некоррумпированная, нами прежней ошибки кончится прежним