Итак, вести эффективную работу по разрушению некоего общества может лишь организация, порожденная этим обществом и отвечающая - не наиболее, но все-таки отвечающая - ему своей структурой. В случае с капитализмом это выглядит так. Лишить буржуазию политической власти, не объединяясь при этом в очень авторитарную - такую, как демцентралистская партия - организацию пролетариат мог бы лишь при том условии, что уже под властью буржуазного государства он представлял бы собою единый коллектив(ii) - до такой степени единый, что миллионы его членов могли бы принимать совокупные решения не менее быстро и реализовывать их не менее согласованно, чем то же буржуазное государство и другие эксплуататорские авторитарные организации. Однако это невозможно по двум причинам. Во-первых, как бы высоко ни были развиты информационные технологии, позволяющие большим людским массам быстро обмениваться информацией и совокупно, без деления на начальников и подчиненных принимать управленческие решения(iii), обладающая политической властью буржуазия добровольно допустит объединение пролетариев в коллективы лишь в сфере производства и лишь постольку, поскольку это будет нужно для успешного хода производственных процессов. (Подчеркиваю - добровольно допустит; конечно, если на нее хорошенько надавить, то она допустит и большее, но для того чтобы хорошенько надавить, пролетариату необходимо еще до начала давления быть способным создать организацию, действующую не менее быстро и согласованно, чем буржуазные авторитарные организации. Здесь вы, друзья мои анархисты, попадаете в замкнутый логический круг, из которого вам не выбраться). Во-вторых, в эпоху НТР капитализм (как и неоазиатский способ производства, как и вообще классовое, антагонистическое общество) препятствует развитию производительных сил, помимо воли капиталистов делающих пролетариев способными объединяться в большие коллективы, следующим образом:

Братцы мои, анархисты, поймите одну простую, как пареная репа, вещь: развалить буржуазное государство может лишь такая организация, в структуре которой преобладают отношения авторитарного управления (еще раз напоминаю - посмотрите в "Пути к коммунизму", что такое отношения индивидуального, авторитарного и коллективного управления. Правда, ты, Вадим, уже читал это… аж в позапрошлом году, но с тех пор, конечно, мало что помнишь). Конечно, если при этом в такой организации не будет высока и доля коллективных отношений, то данная организация не будет пролетарской: это означает, в частности, что в пролетарской демцентралистской партии контроль подчиненных над руководителями полнее и "плотнее", чем в буржуазном демократическом государстве. Однако Вовкулак совершенно прав, констатируя, что как при буржуазной демократии, так и в демцентралистской партии руководители избираются на определенные сроки - с последующим безоговорочным подчинением в течение этих сроков; здесь разница между буржуазной и пролетарской демократией проявляется лишь в том, что в аппарате демцентралистской партии заведомо выше процент выборных должностей, чем в аппарате исполнительной власти самого демократического буржуазного государства, а у съездов и конференций такой партии заведомо больше исполнительных функций, чем у любого парламента или муниципалитета (если это не так, то мы имеем дело либо с не совсем буржуазным государством, либо с не совсем - с совсем не - пролетарской партией) . Вовкулак не прав в другом - в том, что он полагает, будто отмеченное им сходство в структуре буржуазного демократического государства и демцентралистской партии типа РСДРП(б) свидетельствует о непролетарском характере последней. На самом же деле классовый характер политической организации определяется - как вы уже видели из моего письма В.Андриевскому - ее отношением к наличному государственному аппарату; конечно, это отношение в свою очередь обусловлено социальным составом и структурой организации, но зависимость здесь далеко не прямая (например, в буржуазной партии может не быть ни одного буржуя, как в некоторых фашистских организациях; или мелкобуржуазная партия может быть структурирована так же, как и буржуазная - примером здесь может служить германская социал-демократия до и после первой мировой войны), и в каждом отдельном случае ее надо устанавливать отдельно, пуще огня избегая односторонних (как у Вовкулака) и поверхностных аналогий. Когда мы изучаем некоторую организацию, то сперва надо определить ее отношение к наличному госаппарату (и тем самым - ее классовую сущность) по ее практической политике, а уж затем решать вопрос, почему организация с такой классовой сущностью состоит именно из таких, а не иных людей и структурирована так, а не иначе.(v) Несомненно то, что РСДРП(б) с момента своего возникновения выдерживала весьма последовательную установку на разрушение наличного буржуазного госаппарата и не изменяла ей до конца - то есть до того, как структуры этого госаппарата таки были полностью разрушены в 1917-18гг. (То, что часть кадров старого госаппарата перешла в новый и тем самым перекинула ниточку преемственности между ними, ни в коей мере не является виной большевиков. Это было неизбежное следствие низкого уровня развития производительных сил, а также той экстремальной ситуации, в которой Россия находилась после первой мировой войны). Также несомненно, что РСДРП(б) была нацелена на последовательную, полную экспроприацию буржуазии - и способствовала ее осуществлению. Конечно, мы знаем, что после прихода РСДРП(б) к власти экономическая и политическая власть перешла к новым эксплуататорам (вы называете их буржуями, я - неоазиатскими бюрократами). Однако почти все те люди, которые стали новыми эксплуататорами после революции, - были ли они эксплуататорами уже тогда, когда политическая власть еще оставалась в руках старой буржуазии? Нет, не были. И вот это обстоятельство, наряду с двумя предыдущими, свидетельствует о пролетарском характере РСДРП(б). Назвать Людовика XI первым французским буржуазным революционером я имел основания: в его время буржуазия уже существовала как эксплуататорский, хотя и лишенный политической власти класс, и Людовик был первым из тех, кто повел французскую буржуазию по ее долгому пути к политической власти. А кого вела к политической власти РСДРП(б)? Своих аппаратчиков? Правильно: но ведь до 17-го года они, в массе своей, не принадлежали ни к одному из эксплуататорских классов! А раз так, то какой из наличных классов только и могла представлять РСДРП(б) до 18-го года, последовательно борясь за политическую и экономическую экспроприацию буржуазии? Разумеется, пролетариат, потому что такая экспроприация соответствовала его коренным интересам больше, чем коренным интересам любого другого из наличествовавших в то время классов российского общества. Итак, РСДРП(б) была пролетарской партией; и в тот исчезающе малый исторический момент, когда политическая экспроприация старых эксплуататоров уже завершалась, а новые правители еще только начинали оформляться в класс новых эксплуататоров, РСДРП(б) - РКП(б) осуществляла диктатуру пролетариата (сперва совместно с левыми эсерами, затем - в гордом одиночестве).(vi) И до тех пор, пока буржуазия и пролетариат не исчезнут как классы, высшей формой пролетарской организации будет политическая партия типа РСДРП(б).

Конечно, друзья мои анархисты, вы предлагаете очень милую форму организации - чтоб избранные функционеры являлись не более, чем посредниками в информационном обмене между местными организациями, чтобы всех этих функционеров можно было в любой момент переизбрать… Однако такой кусочек будущего может сравниться по быстроте и согласованности действий с буржуазным государством лишь при условии такого полного овладения компьютерными системами, которого, как мы уже видели, пролетариат не сможет достигнуть до тех пор, пока буржуазия удерживает политическую власть. А без этого условия все ваши анархистские профсоюзы и федерации перед лицом буржуазного государства - все равно, что рыхлый снег перед булыжником. Вообще движения и организации, в структуре которых не преобладают отношения авторитарного управления, могут достигать хотя бы временных успехов в разрушении буржуазного государства лишь в особых условиях, подобных тем, что недавно сложились в Чечне и Албании: как правило, для таких успехов необходимо, с одной стороны, очень уж сильное разложение буржуазного государства, а с другой - сильные пережитки родоплеменных, клановых связей среди трудящихся, сообщающие децентрализованной организации устойчивость и боеспособность. Разумеется, второе условие выполнимо только для довольно отсталых аграрных областей (или для областей, где более-менее развитая промышленность и основанная на ней урбанистическая культура окружены относительно отсталой аграрной культурой); таким образом, вышеупомянутые успехи могут иметь лишь локальный характер и только лишь разрыхляют почву для мировой пролетарской революции. В большинстве же регионов мира ваша рыхлая каша ничего не поделает против булыжников-государств. Так что зря вы используете переизданную вами в позапрошлом году брошюрку Банса и Дешана "Что такое анархо-синдикализм?" в качестве пропагандистского материала: изложенные там рекомендации, как готовить и делать социальную революцию, не более, чем красивая утопия.

Различие между утопистом и ученым состоит в том, что утопист говорит: "Так должно быть, потому что я думаю, что это хорошо", - а ученый изучает объективные законы, по которым развивается предмет его познания, делает доказательный прогноз развития этого предмета и, сообразуясь со своим прогнозом (независимо от того, насколько последний приятен данному ученому), действует. Разумеется, при этом он предсказывает дальнейший ход развития изучаемого им предмета как неизбежный. Конечно, человеческое познание всегда конечно, ограничено (хотя его границы со временем расширяются); на каждом очередном этапе нашего познания мы можем охватить ткань причин и следствий, в которую вплетено познаваемое нами явление, лишь частично. Охваченная нами часть причинно-следственной ткани есть предмет нашего исследования на данном этапе нашего познания. Разумеется, этот предмет - как и все в мире - развивается (а вместе с ним развивается и то явление, ради познания которого мы начали познавать этот предмет и которое является одним из проявлений последнего); и то в развитии этого предмета, что обусловлено им самим (и что мы можем предсказать на данном этапе нашего познания), является необходимым, а то, что обусловлено всей остальной, не охваченной нами причинно-следственной тканью, - случайным. Понятное дело, что случайное - это то, что не учтено нами; если бы мы его учли, то оно было бы не случайным, а необходимым. Так на хрена же нам каждый раз, когда мы делаем прогноз, оговариваться: "Конечно, из того, что дела обстоят так-то и так-то, следует, что будет то-то и то-то; однако если в дело вмешается какой-то фактор, которого мы сейчас не можем учесть, то что-то будет как-то иначе"? Не проще ли сразу сказать: "Дела обстоят так-то и так-то, а значит, неизбежно будет то-то и то-то" - и уверенно действовать, предложив тем, кто сомневается в неизбежности предсказанного нами результата, противопоставить нашему прогнозу не одни только сомнения, а свой собственный прогноз - более доказательный, более истинный (чтобы мы могли согласиться, что неизбежно сбудется именно он, а не наш прогноз). Если же кто-то говорит нам: "Вот эти факторы ведут к тому-то и тому-то, а вон те - к другому; и если возобладают эти факторы, то будет так, а если те-то-вот этак; и это все, что я могу сказать вам по данному вопросу", - то такому человеку не надо оправдывать и возвышать свою позицию, ссылаясь на "альтернативность развития" и гневно клеймя "фаталистов"; ему просто следует признать, что он еще не закончил изучать свой предмет исследования и хотя уже знает его различные стороны, но пока что не вполне уловил общую связь, объединяющую их в развивающееся целое.

Одним из ваших пропагандистских материалов является брошюра Банса и Дешана "Что такое анархо-синдикализм?" (кстати, Вадим, это ты ее на русский язык перевел или еще кто-нибудь? ),изданная вами в позапрошлом году; и раз вы используете ее в своей пропаганде, то, критикуя ее, я критикую ваши взгляды. Так вот, братцы-анархисты, эта брошюра - хороший пример того, что получается, когда соизмеряют задачи не со своими силами, а со своими мечтами. Бансу и Дешану очень хочется, чтобы трудящиеся разрушили эксплуататорское государство и овладели производительными силами без демцентралистской партии; и вот они ставят революционерам задачу - так хорошо распропагандировать трудящихся во всех отраслях производства (одной, нескольких стран или всего мира - как получится; так я понял то, что в главе "Средства" раздела "Революция" Банс и Дешан тщательно обходят вопрос о том, в каких масштабах трудящиеся будут осуществлять нижеследующее), чтобы те объединили свои усилия, создали согласованно действующие синдикалистские профсоюзы, разложили армию и в один прекрасный день путем всеобщей захватной стачки установили коммунизм. При этом Банс и Дешан хорошо понимают, что:

Для всякого классового общества на любой ступени его развития верно то, что различные угнетенные классы, слои и группировки объединяют свои усилия в борьбе с угнетателями лишь тогда, когда не только их коренные, но и сиюминутные интересы явно, очевидно, ощутимо - и очень болезненно - проявляют себя как общие для них. Для современного индустриального общества это верно в квадрате: несмотря на развитие транспорта и средств связи, индустриализация разреживает, делает более поверхностным и бедным общение не только между представителями разных угнетенных слоев общества, но и внутри каждого такого слоя. А из этого следует, что хотя современные пролетарии (и другие эксплуатируемые трудящиеся) относительно образованны и обладают достаточно широким кругозором, чтобы без проблем понять революционеров, объясняющих им механизмы эксплуатации и угнетения в современном обществе, - но объединить свои усилия, невзирая на профессионально-корпоративные, национальные и прочие перегородки, и свергнуть буржуазию пролетарии высоко- и среднеразвитых стран сподобятся лишь в не менее (как правило, даже более) экстремальной ситуации, чем та, в которой оказались албанские трудящиеся. А до тех пор, пока такая ситуация не возникнет, все попытки инициировать создание последовательно революционного синдикалистского профсоюза (или федерации профсоюзов), охватывающего весь (как это требуется по плану Банса-Дешана) пролетариат хотя бы одной высоко- или средне развитой страны (а тем более нескольких таких стран) и планомерно подготавливающего операцию "Экспроприация буржуазии", обречены на полный провал. Такой пролетариат в любом случае войдет в экстремальную ситуацию, делающую его революционным(vii), лишь с массовыми реформистскими и, возможно, с несколькими более-менее революционными, но маленькими и слабыми профсоюзами. Надеюсь, вам не нужно долго объяснять, что реализвция плана Банса-Дешана в экстремальной ситуации типа албанского кризиса или империалистической войны никак невозможна: самоорганизация трудящихся в синдикалистский профсоюз, охватывающий весь пролетариат даже одной страны, мыслима лишь до такой ситуации, в течении десятилетий мирной жизни при относительно демократическом буржуазном режиме… Короче говоря, объединение усилий пролетариата любой современной высоко- или среднеразвитой страны в борьбе за свержение буржуазной власти возможно лишь при условии, что в тот момент, когда этот пролетариат окажется в экстремальной ситуации - очень напряженной и притом такой, которая превращает лишение буржуазии политической власти в общий, сиюминутный , очевидный интерес всех пролетариев, - ему подвернется демцентралистская партия, в которую он мог бы влиться, как в готовую форму. Разумеется, роль такой партии не сможет сыграть какая-нибудь маленькая интеллигентская группка; эта роль по плечу лишь организации, которая изначально состояла бы из тесно связанных с рабочим движением людей, а затем бросалась бы в те отрасли производства, где пролетариат по тем или иным причинам был бы боевитее, подпитывалась бы там кадрами и там же обретала бы свою массовую базу до тех пор, пока не наступит преслову- тая экстремальная ситуация. В этом плане (как и во всем остальном) весьма удачным - пожалуй, наилучшим в СНГ - зародышем пролетарской партии является моя МежРП, и я горжусь тем, что очень правильно выбрал себе компанию.

в условиях классового общества, в котором политическая власть принадлежит эксплуататорским классам, компьютеризация производства и других сфер человеческой деятельности в начале своего развития в большей мере служит порабощению эксплуататорами эксплуатируемых, чем освобождению последних (в частности, первая роль, с которой компьютеры выступают в системе отношений управления в обществе, - это роль эффективного орудия, помогающего начальникам очень полно и плотно контролировать подчиненных). Однако по мере дальнейшей компьютеризации производства; по мере того, как компьютерные системы (например, интернет) становятся все более доступными - не только в сфере производства, но и в других сферах человеческой деятельности - все более широким массам населения, спускаются все ниже и ниже по социальной лестнице; по мере того, как благодаря всему этому внутри мирового пролетариата формируется и растет слой пост-НТРовских пролетариев, а те пролетарии, которые еще остаются до-НТРовскими, все равно становятся все более способными овладеть компьютерными системами; наконец, по мере того, как, с другой стороны, всестороннее загнивание мировой империалистической системы раскалывает эксплуататорские классы все более глубокими и острыми антагонизмами (последние два десятилетия 20 века этот процесс ускоряется), тем самым ослабляя их перед лицом эксплуатируемых - и сводя на нет эффект новейших технологий контроля над массами (не сразу, разумеется, а постепенно), - по мере всего этого компьютеризация все больше и больше служит освобождению эксплуатируемых, все меньше и меньше - их порабощению эксплуататорами. Пока что нет оснований утверждать, что эта тенденция будет пресечена чем-либо, кроме возможной гибели человечества от экологической катастрофы: следовательно, наиболее истинным на данный момент выглядит следующий однозначный(viii) прогноз - поскольку наряду со всем вышесказанным пролетариат остается объективно заинтересованным в свержении политической и экономической власти капитала, а ситуации, побуждающие его к этому, повторяются и будут повторяться во всем мире; поскольку капитализм продолжает порождать в среде пролетариата и вне его людей, создающих зародыши демцентралистских партий в количестве, достаточном для того, чтобы некоторые из них, оказавшись в ситуации вышеназванного типа, пустили бы в пролетариат корни и выросли бы в мощные революционные партии, - постольку компьютеризация человеческой деятельности, и прежде всего производства, с неизбежностью ведет к мировой социалистической революции(ix).

(Вы можете спросить меня: о какой же неизбежности тут может идти речь, если остается еще одна альтернатива - гибель человечества от экологической катастрофы? Заранее отвечаю: здесь мы имеем тот самый случай, когда, даже признав наличие альтернативы, мы можем с уверенностью действовать, как если бы ее не было и наш прогноз был однозначен. В самом деле, если человечество погибнет, то безразлично, как бы мы ни действовали; а если победит мировая революция, то нам будет очень обидно, если мы, не поучаствовав в ней на стороне будущих победителей, окажемся лохами с исторической точки зрения. Так что в обоих случаях будет плохо, если мы будем действовать, как если бы второй вариант был неизбежен. Впрочем, есть основания утверждать, что он действительно неизбежен - есть одно, хотя и косвенное, но довольно веское доказательство в пользу этого. До сих пор в истории человечества всегда было так, что новейшие производительные силы, вступая в противоречие со старыми производственными отношениями и ставя перед обществом проблемы, сами же в конечном счете порождали социальные силы, заинтересованные и способные решить эти проблемы; благодаря этому проблемы, встающие перед обществом на каждой данной ступени развития, неуклонно решались при переходе к следующей ступени. Пока что нет оснований утверждать, что этот закон когда-либо перестанет выполняться; и до тех пор, пока кто-нибудь не укажет нам на такие основания, мы можем в своих действиях исходить из того, что человечество неизбежно перейдет к коммунизму).

Если бы я подробно расписал весь этот клубок причин и следствий, в котором мировая революция неизбежно следует за компьютеризацией, то моя статья не была бы опубликована в "Пролет. триб." просто из-за ее длины. Кроме того , описание почти всех узелков и пере- плетений этого клубка можно встретить - правда, обычно порознь - в марксистской научной литературе и левой публицистике. Всех, кроме одного: что необходимой предпосылкой социализма является способность больших масс людей в короткие сроки обмениваться сложной информацией и совокупно, без деления на начальников и подчиненных принимать управленческие решения, и что именно компьютеризация впервые в истории человечества создает такую возможность. Вот я и сосредоточился на этом узелке - и прямо от доказательства того, что компьютерные системы впервые в истории делают людские массы способными к самоуправлению, перешел к выводу о том, что мировая социалистическая революция неизбежна. То есть если ко мне и можно отнести твое, Володя, обвинение в адрес "многих марксистов" - мол, они "страдают вредной привычкой абсолютизировать один фактор", - то тем паче ко мне относятся и другие твои слова: ". . . делал это, но делал, отдавая себе отчет, что речь идет об упрощенной модели". При этом я предполагал, что читатели, обладающие хорошей марксистской подготовкой, сами домыслят недостающие в моей статье узелки и нити причинно-следственного клубка. (По-видимому, они и домыслили: по крайней мере, те мои знакомые, хорошо владеющие марксистской диалектикой, которым я давал почитать эту статью, все поняли правильно). Однако ты, Володя, не относишься к их числу: если бы это было не так, то Вовкулак не опубликовал бы такого убогого дополнения к ней, каков "Зигзаг истории". Зря ты в том же номере "Пролет. триб.", в своей статье "Наши разногласия мнимые и реальные" похваляешься: "... считаю себя ... большим марксистом, чем сам Маркс". На самом деле это не так, потому что ты не диалектик. Тебе не только до Маркса, но даже до Гегеля еще расти и расти.

Разберемся сперва, что такое фатализм и волюнтаризм. Фатализм - это философская концепция, согласно которой воля человека не является причиной его поступка. Эту концепцию замечательно иллюстрирует лермонтовская новелла "Фаталист" из цикла "Герой нашего времени": ее герой, поручик Вулич, пытается выстрелить в себя, рассуждая следующим образом - если я могу располагать своей жизнью по своей воле, то погибну, если же выживу, то это значит, что мой смертный час предопределен помимо моей воли и что если я захочу умереть раньше или позже этого часа (при этом неважно, известен ли он мне или нет), то не смогу этого сделать. Мы видим, что согласно фатализму воля человека не включена в цепочку причин и следствий, звеном которой является тот или иной результат его поступков, и в силу этого сознание человека также не принадлежит к числу причин, порождающих результаты его поступков. Следовательно, и сами поступки являются причиной своих результатов лишь в той мере, в какой они не совершаются данным человеком, а происходят с ним. Из этого, в свою очередь, следует, что сознание и воля хотя и обусловлены чем-то, но ничего не обусловливают; будучи порождаемыми причинно-следственной тканью, составляющей наш реальный мир(x), они, ничего не обусловливая в этом мире, выходят за ее пределы... Логическая ошибка, лежащая в основе фаталической концепции, очевидна: она заключается в том, что если план, составленный человеком перед тем, как он совершил поступок, не соответствует результату поступка, то сам этот план, а следовательно, и сознание и волю того человека отказываются рассматривать как одни из причин, породивших результат(xi). Фаталисты оказываются жертвой поверхностной аналогии, когда предполагается, что для того, чтобы принадлежать к числу причин результата поступка, план обязательно должен быть похож на результат; на самом же деле и несбывшийся план принадлежит к числу причин, обусловивших результат поступка.

Но если мою силу нельзя признать равной нулю, если я ловкий и способный работник и если меня никто не заменил, то у нас уже не будет полной суммы S , и явление А совершится позже, чем мы предполагаем, или не в той полноте, какой мы ожидали, или даже совсем не совершится. Это ясно, как день, и если я не понимаю этого, если я думаю, что S останется S и после моей замены, то единственно потому, что не умею считать. Да и один ли я не умею считать? Вы, предсказавший мне, что сумма S непременно будет налицо в момент Т, не предвидели, что я лягу спать сейчас же после моей беседы с вами; вы были уверены, что я до конца останусь хорошим работником; вы приняли менее надежную силу за более надежную. Следовательно, вы тоже плохо сосчитали. Но предположим, что вы ни в чем не ошиблись, что вы все приняли в соображение. Тогда наш расчет примет такой вид: вы говорите, что в момент Т сумма S будет налицо. В эту сумму условий войдет, как отрицательная величина, моя замена; сюда же войдет, как величина положительная, и то ободряющее действие, которое производит на людей, сильных духом, уверенность в том, что их стремления и идеалы являются субъективным выражением объективной необходимости. В таком случае сумма действительно окажется налицо в означенное вами время, и явление А совершится. Кажется, что это ясно. Но если ясно, то почему же, собственно, меня смутила мысль о неизбежности явления А? Почему мне показалось, что она осуждает меня на бездействие? Почему, рассуждая о ней, я позабыл самые простые правила арифметики? Вероятно потому, что по обстоятельствам моего воспитания у меня уже было сильнейшее стремление к бездействию, и мой разговор с вами явился каплей, переполнившей чашу этого похвального стремления. Вот только и всего. Только в этом смысле - в смысле повода для обнаруживания моей нравственной дряблости и негодности, - фигурировало здесь сознание необходимости. Причиной же этой дряблости его считать никак невозможно: причина не в нем, а в условиях моего воспитания".(Г.В. Плеханов. Сочинения под ред. Д. Рязанова. Том 8.Госиздат, Москва, 2-е изд. /11 - 25 тысячи/ Стр. 279 - 281. Статья переиздана также в собрании сочинений Плеханова, вышедшем при Хрущеве).

На каждой своей стадии история человечества предлагает каждому человеку некоторый конечный, более или менее разнообразный набор ролей, за пределы которого данный человек в данный момент времени выйти не может: не одну, так другую роль из этого набора он обязательно сыграет. Каждый человек способен в большей или меньшей степени осознать, какие роли ему предлагаются, более или менее сознательно выбрать ту или иную роль и стремиться сыграть именно ее, причем как можно лучше. Чем лучше человек понял окружающие его обстоятельства и самого себя; чем лучше он разобрался в наборе предлагаемых ему ролей и понял, какая из них наиболее соответствует его желаниям и склонностям; чем более трудную роль он выбрал; чем точнее он при этом рассчитал свои силы, и прежде всего - силы ума и воли; чем надежнее он задавил в себе те свои желания и склонности, которые не соответствуют избранной им роли (запомните этот момент, Вадим и Володя: как вы дальше увидите, он имеет прямое к вам отношение); чем больше те силы, которыми этот человек обладает; чем шире и глубже соответствующие его планам изменения действительности, которые он осуществил, играя избранную им роль, - тем свободнее этот человек. При этом сознание и воля как менее, так и более свободного человека всецело определены причинами, в конечном счете внешними по отношению к сознанию и воле. Само по себе сознание этого факта, как правильно отмечал Плеханов, ничуть не ограничивает нашу свободу. Напротив: из двух человек, в распоряжении которых находятся одинаковые материальные силы и перед которыми стоят одинаково трудные препятствия; у которых сильная воля, причем одинаково сильная - из них двоих свободнее тот, кто лучше познал действительность (а значит, и себя как ее часть), а следовательно, точнее и однозначнее знает, какие ситуации ему предстоит пережить и как он в них будет действовать. Лишь в том случае, если мы слабы и в глубине души не хотим преодолевать свою слабость, осознание неотвратимости будущего укрепляет нас в нашем отказе от действия.

Итак, если я утверждаю, что компьютеризация производства неизбежно порождает мировую социалистическую революцию и столь же неизбежно обусловливает ее победу, то это вовсе не значит, что я считаю, будто революция произойдет помимо сознания и воли людей, как происходит движение Земли вокруг Солнца. Это значит только то, что, по-моему, НТР является необходимым звеном в цепочке причин и следствий, предшествующим другому - неизбежному - звену, грядущему мировому социализму; а между НТР и социализмом в цепочке, разумеется, присутствуют звенья сознательной человеческой активности, не привнесенные откуда-то со стороны, а с необходимостью обусловленные той же НТР и предшествовавшим НТР развитием производительных сил. И уж ни в коем случае я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока социалистическая революция не произойдет без меня. Напротив, из неизбежности победоносной революции я делаю такой вывод, что надо быть революционером, надо стараться быть хорошим революционером, надо стараться быть хорошим революционером и не впадать ни в какие оппортунизмы, надо как можно активнее участвовать в революции: дело-то верное, жалко будет лохануться(xiii) и не оказаться в компании будущих победителей! Слуцкий обвинил меня в фатализме по двум причинам. Во-первых, из-за своей недостаточной философской подготовки (что, разумеется, не его вина, но его беда: глупо было бы винить выходца из рабочих в том, что он Плеханова не читал). Во-вторых - и в главных - с ним сыграли плохую шутку навыки профессионального революционера-агитатора. Дело в том, что в высоко- и среднеразвитых капиталистических странах XX века убедить рабочего в том, что ему кровно нужна революция, легко лишь в столь же экстремальных ситуациях, как и та, что была порождена I мировой войной. В таких ситуациях рабочий и без агитаторов прекрасно видит, что ему не остается другого выхода. В остальных же случаях приходится долго и убедительно доказывать, прибегая в том числе и к аргументам глобального порядка: если, мол, революция не произойдет, то человечество погибнет… Разумеется, хороший диалектический материалист, агитируя именно в таком духе, при этом рассудит так: "Развитие общества при капитализме, не снимая объективной заинтересованности пролетариев в революции, продолжает порождать революционные ситуации в мире и в то же время делает пролетариев все более способными управлять обществом; следовательно, у какого-то количества пролетариев всегда будут открыты уши для революционной агитации - в том числе и для таких аргументов, как тот, что без мировой революции человечество обязательно погибнет, - а в революционных ситуациях это количество будет резко возрастать; следовательно, обязательно найдется достаточное число умных людей - и среди пролетариев, и в других слоях общества - которые станут революционными агитаторами и будут создавать пролетарские партии; следовательно, наконец, ряд революционных ситуаций будет завершаться установлением диктатуры пролетариата, которая в свою очередь, будет все необратимее распространяться по Земле и расчищать человечеству путь к социализму; а это значит, что победа мировой социалистической революции неизбежна", - и преспокойно продолжит говорить об угрозе гибели человечества, будучи при этом уверен, что человечество не погибнет именно потому, что он и ему подобные рассказывают пролетариям об этой угрозе. Более того, он не будет скрывать эту свою уверенность от тех, кого агитирует: после того как наш диалектический материалист убедит свою аудиторию в том, что без революции человечество погибнет, он тут же изложит ей приведенные выше рассуждения и докажет, что победа социалистической революции неизбежна, - и не потеряет никого из своих потенциальных товарищей. Конечно, слабые духом пролетарии из неизбежности победы революции сделают вывод, что можно сложить руки и ждать, когда она победит, - но слабые духом нам товарищи не годятся, да и в любом случае подавляющее большинство их к вам не пошло бы. А вот те пролетарии, чья воля посильнее, прекрасно поймут рассуждения диалектического материалиста - и пойдут к нему в товарищи, в подельники, потому что он предлагает им дело - верняк. Но чтобы суметь хорошо и понятно объяснить пролетариям, как это одно с другим сочетается - неизбежная гибель человечества в случае, если революция не победит, и неизбежная победа революции - надо одновременно уметь две вещи: говорить с трудящимися и философствовать. Пока что подавляющее большинство агитаторов-революционеров умеет первое, не умея второго: поэтому их повседневная практика вырабатывает у них "альтернативный" взгляд на историю как своего рода детскую болезнь профессиональных революционеров, которая, по-видимому, еще долго будет преследовать пролетарские партии (хотя, конечно, постепенно - по мере роста теоретической подготовки их членов - будет излечиваться).

Из вашего утопизма и обусловленного им "альтернативного" взгляда на историю с необходимостью рождается ваш идеализм. Идеалисты бывают разные: вы - идеалисты-волюнтаристы. Вот, к примеру, ты, Вадим, пишешь на полях "О чеченской войне и не только о ней" замечание: "… социальная революция - не автоматический результат развития капитализма, а сознательный акт пролетариата". Но ведь этот акт, будь он хоть сто раз сознательный, с необходимостью, с неизбежностью вытекает из предшествующего ему развития капитализма! И, таким образом, именно потому, что социалистическая революция есть сознательный акт пролетариата, она является необходимым, неизбежным (назови, если хочешь, "автоматическим". Я не против) результатом развития капитализма. Противопоставляя "результат развития капитализма" (результат развития общества) "сознательному акту пролетариата", ты, Вадим, вырываешь сознание и волю пролетариев из причинно-следственной ткани, составляющей историю человечества, и помещаешь ее где-то вне истории; и вот оттуда - извне, не будучи ничем существенным внутри истории обусловлена - эта воля оказывает влияние на историю, на развитие общества. Одно из двух: либо эти сознание и воля существенно, с необходимостью обусловлены какими-нибудь физическими, химическими, биологическими или разумно-практическими факторами, внешними по отношению к человеческому обществу (прилетом астероида, космическим излучением, деятельностью инопланетян и т.п.), либо же они вообще ничем существенно не обусловлены, кроме себя самих. Первого вы, Вадим и Володя, нигде и никогда не утверждали (по крайней мере, насколько мне известно) - следовательно, остается только второе. А из этого, в свою очередь, следует, что творящие революцию сознание и воля пролетариата - в твоем, Вадим, понимании - не укладываются ни в рамки закона причинности, ни в рамки человеческой (как формальной, так и диалектической) логики и являются чем-то чудесным, потусторонней мистической силой. Эту силу, согласно твоим верованиям, в принципе могут вызвать своими заклинаниями (агитацией в духе брошюры Банса-Дешана) анархисты; но когда она откликнется на их призыв, когда пожелает явить свою мощь - этого даже им знать не дано; остается только надеяться и ждать, непрерывно (чтобы не упустить шанс) повторяя заклинания…

становишься гораздо ближе к фаталистам, чем мы, диалектические материалисты, поскольку так же, как и они, вырываешь сознание и волю пролетариата из составляющей реальный мир причинно-следственной ткани. Противоположность между вами, волюнтаристами, и фаталистами гораздо более поверхностна, чем между фаталистами и волюнтаристами, с одной стороны, и диалектическими материалистами - с другой.

Ты не прав, когда обвиняешь меня и вообще диалектических материалистов в идеализме, "где "бог" - это техника, производительные силы и экономика". Бог - это духовная сущность, не обусловленная никакими внешними причинами, у которой есть лишь одна причина - она сама; диалектические же материалисты никогда не забывали, что развитие производительных сил - самая глубокая из внутренних причин общественного развития - в свою очередь порождается и в той или иной мере обуславливается причинами физического, биологического и т.п. порядка, лежащими вне общества (иначе как бы могли последователи Маркса додуматься до концепции азиатского способа производства, отличие которого от античного и феодального способов производства было обусловлено климатом тех регионов, где он сложился?). Диалектические материалисты также никогда не выпускают из виду, что как в общественном развитии вообще, так и в развитии любой стороны общественного бытия (например, тех же производительных сил) сознание играет необходимую роль. Более того, ни один диалектический материалист (в том числе и Ленин, на которого ты, Вадим, зря всех собак вешаешь за его приверженность теории отражения. Если бы ты был диалектиком, то мог бы понять, что тот факт, что сознание в конечном счете всецело обусловлено внешними по отношению к нему причинами, не исключает, а напротив, предполагает, что развитие сознания обуславливается не только такими причинами, но и им самим; но ты же, уважаемый кандидат наук, ни хрена не рубишь в диалектике) не отрицает того, что источником развития сознания любых разумных существ являются не только внешние причины, но и, раз оно уже порождено материей, оно само. Однако в конечном счете любое сознание на любой стадии своего развития, воздействуя на действительность и изменяя ее, лишь опосредствует собой материальные процессы; вот поэтому-то мы, диалектические материалисты, и стремимся при исследовании любого общественного явления указывать в качестве конечной причины такую, которая хотя и лежит внутри общественного бытия (а потому неизбежно пропитана человеческим сознанием и волей), но в которой при этом меньше всего сознания и воли, то есть в которой сознание и воля наименее самоосознанны, где меньше всего рефлексии всякого рода. Самой глубокой, самой конечной из глубоких и конечных причин при этом оказывается развитие производительных сил; второе место по глубине и конечности после него занимает развитие производственных отношений. Потому-то мы при изложении результатов наших исследований частенько указываем прямо на эти конечные причины исследуемых нами явлений, пропуская опосредствующие звенья; делаем мы это со спокойной душой, потому что взаимодействие между производственными отношениями, с одной стороны, и всеми остальными сферами общественного бытия (политика, религия, наука, искусство и т.д.) - с другой подчинено хорошо изученным и описанным в марксистской литературе закономерностям, и всякий, кто начитан в марксистской литературе и при этом не чужд диалектического мышления, легко может сам дорисовать изображение причинно-следственной цепочки по данному нами изображению ее первых и последних звеньев. Однако вам, волюнтаристам, чуждо диалектическое мышление; и вот ты, Володя, пишешь мне письмо, в котором приписываешь "многим марксистам" привычку "абсолютизировать один фактор, не замечая остальных". На это тебе ответил еще… сто лет назад Плеханов:

"Эклектические(xiv) свойства его ума особенно ярко выразились впоследствии в нападках его на диалектический материализм, в котором он увидел учение, жертвующее экономическому "фактору" всеми другими, и сводящее к нулю роль личности в истории. "Почтенному социологу" и в голову не приходило, что диалектический материализм чужд точки зрения "факторов"…" (указ. соч., стр.273-274).

в той мере, в какой компьютеризация производства продолжается при капитализме, то явление, о котором идет речь - вымывание в различных отраслях производства прежде всего рабочих средней квалификации - будет уничтожаться уже при капитализме. По мере все более необратимого взятия политической власти пролетариатом, т.е. при исчезающем капитализме, прогресс производительных сил будет - хотя и не равномерно, с перебоями - ускоряться; а значит, будет ускоряться и уничтожение вышеназванного явления. А поскольку необратимое

Если бы вы, дорогие анархисты, преодолели "теорию факторов", то поняли бы, что ваши назойливые напоминания о том, что "в любом случае для совершения коммунистической революции нужно, чтобы люди попытались ее совершить", совершенно излишни. Это - банальность, повторение которой ни на шаг не приближает нас к пониманию причин, порождающих революцию необходимым образом, а значит, не помогает нам предсказывать революцию и планировать свои действия до, во время и после нее(xv). Но я понимаю, что побуждает вас вновь и вновь, в разных формулировках повторять это общее место: вам кажется, что роль сознания в истории может быть учтена не иначе, как роль одного из многих отдельных, внутренне не зависимых друг от друга факторов, и вот вы призываете - товарищи, учитывая все остальные факторы, не забывайте и про этот!

"Разные стороны своей общественной деятельности люди называют факторами, придают этому понятию сверхобщественный характер и свою собственную общественную деятельность суеверно объясняют затем как продукт взаимодействия этих самостоятельных сил. Откуда взялись факторы… на этом официальная эклектика едва останавливается" (Моя жизнь", т.1, гл.8; М., "Панорама", 1991, стр.126-127).

"Для материалиста и религия, и право, и мораль, и искусство представляют собою отдельные стороны единого, в основах своих, процесса общественного развития. Отчленяясь от своей производственной основы, усложняясь, закрепляя и детализируя свои особенности, политкика, религия, право, этика, эстетика остаются функциями социально-связанного человека и подчиняются законам его общественной организации. Идеалист же видит не единый процесс исторического развития, выдвигающий из себя необходимые органы и функции, а пересечение, сочетание или взаимодействие неких самодовлеющих начал - религиозных, политических, юридических, эстетических и этических субстанций, которые в собственном наименовании находят уже свое происхождение и объяснение. Гегелевский идеализм (диалектический) излагает по-своему эти субстанции (они же вечные категории), сводя их к генетическому единству. Несмотря на то, что это единство у Гегеля - абсолютный дух, прорастающий в процессе своего диалектического проявления разными "факторами", гегелевская система - не потому, что она идеалистична, а потому, что она диалектична, - дает не худшее в своем роде представление об исторической действительности, чем вывернутая наизнанку перчатка о руке человека. Что же касается формалистов (гениальнейший из них Кант), то они берут не динамику развития, а его поперечный разрез в день и час их собственного философского откровения .(xvi) На разрезе они обнаруживают сложность и множественность своего объекта (не процесса ,ибо они не мыслят процессами).(xvii) Сложность они расчленяют и классифицируют .Элементам они дают названия, которые сейчас же превращаются в сущности, в под-абсолюты без роду, без племени(xviii): религия, политика,мораль, право, искусство… Тут уже не вывернутая наизнанку перчатка истории, а содранная с отдельных пальцев кожа, просушенная до степени полной абстракции, причем рука истории оказывается продуктом "взаимодействия" большого, указательного, среднего и прочих "факторов"" (Литература и революция. М., Политиздат, 1991. Стр. 144-145).

Для вас, идеалистов, основы революции - в этических ценностях, создавать которые вы побуждаете пролетариат. Разумеется, эти этические ценности есть ваши собственные моральные нормы, представляющиеся вам абсолютной нравственной истиной. При этом вы не задумываетесь: а чем обусловлено ваше собственное сознание, какие причины его породили? Судя по статьям Вовкулака, твоим, Вадим, замечаниям на полях "О чеченской войне и не только о ней", а также распространяемым вами материалам вроде брошюры Банса-Дешана, вам не только сознание делающего революцию пролетариата, но и ваше собственное сознание представляется взявшимся неизвестно откуда и обусловленным, по-видимому, только самим собою. Правда, ты, Володя, в своем письме ко мне как будто бы признаешь: "… те или иные события - неизбежны не потому, что они не зависят от воли людей, а именно потому, что они от нее зависят… Что же до "железных законов", то законы эти основаны на том, что определенный человек в определенной ситуации имеет определенные желания… Разумеется, события зависят не только от желаний людей, но и от их возможностей…" Однако эти правильные слова остаются у тебя без всяких последствий: всего лишь абзацем ниже ты пишешь: " … для современного марксизма свойственна безальтернативность развития…" - и дальше следует тот отрывок насчет Ильи и Змея, который я уже цитировал выше и который предполагает, что ты вовсе не собираешься изучать, какие причины определяют волю Ильи на тот момент, когда он окажется перед дорожным указателем, и делать хорошо обоснованный (однозначный) прогноз поведения Ильи после этого момента. Произнося вышеупомянутые детерминистские фразы, ты уподобляешься лидерам и идеологам ВКП (б) - КПСС: те тоже цитировали "Государство и революцию", совершая тем самым некий ритуал, преподавали ленинское положение об отмирании государства как священную догму, и в то же время … укрепляли эксплуататорское неоазиатское государство. Володя, ты неправильно представляешь себе свои собственные взгляды: ты думаешь, что ты детерминист, но это не так…

Ваша идеалистическая настроенность проявляется даже в мелочах. Так, ты, Вадим, пишешь на полях моей статьи по поводу "отмирания государства": "Ох, не верится мне в суицидальные инстинкты государства!" И тем самым невольно выдаешь, до какой степени в плоть и кровь тебе въелась идеалистическая познавательная установка: искать конечные причины того или иного процесса в сфере психики какого-нибудь субъекта, в духовной сфере. Такую же установку демонстрирует и Вовкулак, проводя в "Анти-Васильеве" аналогию между способностью пролетариата управлять обществом и умением шофера водить машину. Да и всю свою политическую жизнь вы планируете по-идеалистически: вы хотите, чтобы жизнь однажды пришла в соответствие той идеальной модели, которая сложилась у вас в голове, и ждете, когда вам подвернется шанс привести жизнь в соответствие с этой моделью. Мы, диалектические материалисты, живем по-другому: мы принимаем жизнь такой, какой она была, есть и будет(xix), и приспосабливаем свои личные вкусы к течению жизни. Вы - рабы своих склонностей, своих идеалов; мы - свободные люди, и нам не нужны идеалы, потому что мы руководствуемся лишь доказательным знанием.

Человечество войдёт в коммунизм благодаря тому, что на той ступени развития производительных сил, которая достигается (подчёркиваю - д о с т и г а е т с я; в настоящий момент человечество ещё только вползает на эту ступень), люди просто не смогут производить материальные ценности иначе, как вступая во все более и более коллективные отношения друг с другом. Нравственные нормы, соответствующие коллективному бытию, могут начать складываться в обществе лишь в р е з у л ь т а т е того, что общество начнёт - под давлением производственной необходимости (кстати, одним из результатов и важнейших передаточных механизмов этого давления будет диктатура пролетариата(xx)) - структурно меняться, делаясь всё более и более коллективной общностью. Мечта о создании основ революции путём создания "этических ценностей, способных развить в пролетариате понимание социальных проблем независимо от буржуазной цивилизации" - это утопия, и утопия вредная, поскольку она побуждает революционных агитаторов к проповедям и действиям, дискредитирующим идеи революции в глазах масс. Дело в том, что она понуждает агитаторов выступать в роли "учителей жизни", проповедующих такие нормы поведения, которые никак не подтверждаются повседневным опытом человека, живущего в развитой индустриальной цивилизации. Если ещё в первой половине XX века российские рабочие и крестьяне, не совсем ещё забывшие общинный уклад жизни, охотно слушали рассказы левых агитаторов о грядущем братстве людей, то для сегодняшнего российского (и даже для мексиканского, аргентинского, бразильского, а уж тем более для североамериканского, западноевропейского, японского) молодого пролетария всё это лажа. Кроме того, друзья мои анархисты, переход человечества даже к социализму (не говоря уж о "полном" коммунизме), начинающийся уже сейчас, тем не менее затянется очень надолго по сравнению с отдельной человеческой жизнью. На протяжении этого перехода будет много таких вещей, которые сильно разочаруют тех, кто пойдёт отнимать власть у буржуев, мечтая о скором наступлении "вольного бесклассового общества", где все люди станут как братья и сёстры. А уж как станет мучить совесть тех агитаторов, которые, рассказывая байки о грядущем через 5-10-15 лет коммунизме, сами поверят в это - а действительность революции разобьет их иллюзии... Но самое главное всё-таки то, что современная пролетарская молодёжь, выросшая большей частью в городах (причём немалый её процент - не просто в городах, а в мегаполисах), в массе своей примет проповедничков "коммунистической морали" отчасти за врунов, отчасти за блаженненьких. Людям, чья психология сформировалась в условиях "одиночества в толпе"; для которых с юных лет самой широкой, а зачастую и самой тесной общностью была дворовая компания (а обычаи дворовых компаний, как вы наверное знаете, в современных мегаполисах уже совсем не те, что были даже в больших городах лет пятьдесят-сто назад: теперь и слабых избивают, и "все на одного" нападают, и лежачего бьют ногами... А что вы хотите от пацанов, кучкующихся в таких дворах, где жильцы не то что соседних домов - одного и того же подъезда друг с другом почти не общаются?..) - таким людям нужна иная революционная агитация, нежели та, которую вели старые революционеры. Эффективной сегодня может быть лишь очень прагматичная(xxi), очищенная от розовых слюней революционная агитация, густо замешанная на том, что наш общий знакомый В. Андриевский называет "здоровым марксистским цинизмом". Описание основных установок такого рода агитации я уже давал в 7-й главе статьи "О чеченской войне и не только о ней":

"Отсюда вывод для пролетарских революционеров: в их пропаганде н е д о л ж н о играть большой роли обещание благ грядущего социалистического строя - возможно, при этом строе будут жить только внуки и правнуки тех, кто в конце XX - начале XXI века раздувал, на горе всем буржуям, первые искры мирового пожара. Призывать пролетариев к себе в товарищи нужно, ставя перед ними в качестве главной, важнейшей цели и х в л а с т ь(xxii); при этом нужно обещать не лёгкую жизнь - легкой жизни у человечества никогда не было и не будет, ибо чем оно сильнее, тем более сложные задачи встают перед ним, - но то, что в случае победы пролетарской революции те, кто сегодня ничего не решает и от кого ничего не зависит, будут хозяевами своих судеб, будут совместно решать что делать и куда идти человечеству. Нужно объяснить, что только при условии прихода пролетариев к власти во всем мире будет уничтожено оружие массового поражения, будут повсеместно внедрены безотходные технологии, убыточные для эксплуататоров и потому слишком мало внедрявшихся ими в производство; что только благодаря успешной пролетарской революции люди перестанут делать Землю непригодной для жизни, но будут взаимно приспосабливать природу, человеческий организм и общественное производство - с тем, чтобы они не мешали, но помогали друг другу существовать и прогрессивно развиваться. Это будет не просто правдой, но правдой близкой к понятной каждому, лично касающейся членов того класса, "что был ничем, но станет всем". Что же касается социалистического будущего, то оно должно фигурировать в пропаганде в качестве хорошо обоснованной, научно спрогнозированной перспективы, убеждающей наших будущих товарищей по борьбе - так же, как она убеждает нас самих, - что дни человечества ещё не сочтены, что наши внуки и правнуки будут жить, и жить получше нашего, а значит, есть смысл в том, чтобы жить, рожать и воспитывать детей и бороться за лучшее будущее для нас и для них".

...Ох, сдается мне, что я предвижу ваше очередное обвинение; обвините вы меня в том, что я, мол, хочу культивировать среди пролетариев буржуазную этику. А вы знаете, я даже и отпираться-то особенно не буду: дело в том, что нравственность буржуазии и пролетариев, во-первых, одинаково несет на себе отпечаток современного большого города, а во-вторых, в этике восставшего пролетариата с необходимостью отражается п с и х о л о г и я б о й ц а, присущая и повседневно сражающемуся за место на верхушке социальной иерархии капиталисту, - и в результате этого нравственность пролетариев (особенно революционных) и капиталистов кое в чём (далеко не во всём, разумеется) совпадает. Я просто сообразовываюсь - и вам предлагаю то же - с этой реальностью, о которой так образно писал Луначарский:

Первая возникающая в связи с этим реакция - тем хуже для квантовой механики! Значит, она не дает полного описания объекта. Ведь электроны попадают в разные места экрана, хотя у них было одинаковое начальное состояние (они описывались одинаковыми ф-функциями, ибо другого описания состояний квантовая механика не даёт). Следовательно, не учтены какие-то скрытые параметры, которые выявит будущая теория и тем позволит совершенно точно рассчитать, в какое же место экрана попадёт электрон. Эту точку зрения "неполноты" квантовой механики отстаивал в своё время Эйнштейн, она и сейчас имеет, правда весьма немногочисленных, сторонников в физике (Де Бройль, Д. Бом и некоторые другие). Но подавляющее большинство физиков ее отвергает, и вот почему.

Почему "большинство физиков" предпочитают именно это? Ответ на этот вопрос кроется не в области физической теории, а в социальном положении самих физиков, а также философов науки вроде Баженова. Эти люди, работающие на капиталистические монополии или неоазиатские государства, служащие им за зарплату или работающие на заказ, хотят спокойно, без излишнего напряжения работать и стабильно получать свои деньги. В науке они тяготеют к привычному теоретическому инструментарию, обновлять который согласны лишь в том случае, если такое обновление быстро окупится и при этом не поставит под угрозу их репутацию в глазах хозяев или заказчиков. Эти ремесленники от науки охотно эксплуатируют открытия тех, кто совершал перевороты в науке до них (если эти открытия уже завоевали всеобщее признание), но сами переворачивать науку не могут и не хотят; самое большее, на что они способны, - это прогрессивное обновление науки в частностях, в мелочах. При этом они с менее или более осознанной враждебностью относятся к новым попыткам совершать перевороты в науке; и само собой разумеется, что им органически чужд диалектический материализм - философия, для которой нет окончательных истин. Зато эти м е щ а н е охотно слушают философов, объявляющих еще не познанную людьми действительность непознаваемой вовеки (в силу ли божеского промысла, или "объективно вероятностного характера существующих в природе связей" - все равно), еще не открытые причинно-следственные связи - несуществующими или существующими как нечто мистическое (если хотите увидеть яркий пример такого рода - возьмите издаваемый пермским ОПОРом журнал "Взгляд", №41 (август 1997), откройте стр. 55 и почитайте, какую мистическую ахинею по вопросу о причинности несёт "марксист" Борис Ихлов(xxv) - да еще и подкрепляет ее вырванной из контекста цитатой Ленина): такая философия их успокаивает, убаюкивает, примиряет с действительностью… Короче говоря, философия "альтернативного развития" как в гуманитарных (об этом уже шла речь выше), так и в естественных науках -- м е л к о б у р ж у а з н а я философия.

Разумеется, у вас, друзья мои анархисты, психологической почвой такой философии не является страх не угодить хозяину: вы бунтуете против хозяев. Однако давайте разберемся: а все-таки, психологии какой части общества соответствует в а ш а философия "альтернативного развития"? Мы уже видели, что ее психологическая подоплека - стремление сохранить надежду на то, что однажды действительность придет в полное соответствие с нашими желаниями и мечтами, и вам так никогда и не потребуется их менять. В самом этом стремлении есть нечто шизоидное; а кто больше всех шизеет от ужасов монополистического капитализма? Не кто иные, как мелкие буржуа и представители близких к мелкой буржуазии прослоек внутри других классов. Особенно склонна к ошизению мелкая служилая интеллигенция: мало того, что в условиях социальных катастроф она обнаруживает чуть ли не наибольшее, по сравнению с другими слоями общества, бессилие, - так ведь дело еще осложняется тем, что ее представителям свойственно огромное самомнение (а как же: лица интеллектуального труда, "носители духовности и культуры"!). Оба этих обстоятельства, взятых вместе, порождают у "гнилой интеллигенции" жуткий комплекс ущемленного самолюбия на фоне острого ощущения полной безвыходности своего положения; а отсюда - бегство в иллюзии, в бред… При этом содержание бреда у отдельных интеллигентов может сильно удаляться от непосредственных интересов их социального слоя: так, несколько интеллигентов могут бредить о свержении власти буржуазии трудящимися, не организованными в демцентралистскую партию, о немедленной отмене денег после разрушения буржуазного государства и т. д. (Кстати, у вас двоих этот бред, насколько я понял, развился где-то в начале 80-х гг.: а вторая половина 70-х - начало 80-х - как раз то время, когда вызревание катастрофы, постигшей впоследствии общество СССР, уже ощущалось очень и очень многими).

"…вернуться к вольному бесклассовому обществу, основанному на моральных, а не на материальных стимулах…" -

Если бы дело было только в разнице наших с тобой словоупотреблений, то это была бы лишь малая часть беды. Вся же беда в том, что ты представляешь себе нравственность будущего бесклассового общества именно как мораль в моем понимании этого слова. Именно морали как о т ч у ж д е н н о й форме нравственности свойствен антагонизм между "материальными" и "моральными" стимулами. Если член первобытного племени нарушал какое-нибудь табу (а попробуй скрой такое нарушение в маленькой общности, члены которой ведут общее домашнее хозяйство и сообща выполняют основную долю работ, служащих главным источником пропитания - работ по охоте и собирательству!). то он автоматически становился изгоем - и тем самым бил не только по интересам своего племени как целого, но и по своим личным интересам. Поэтому табу (бывшие первобытной формой нравственных норм) нарушались крайне редко(xxvi). Здесь мы имеем гармонию между интересами общности и каждого её члена - а значит, "нравственные" и "материальные" стимулы не являются антагонистическими(xxvii) противоположностями. Такая же гармония будет и при социализме, а ещё большая - при "полном" коммунизме. Благодаря этой гармонии при коммунизме будет очевидным для каждого тот факт, который в классовом обществе скрыт даже от таких теоретически подкованных людей, как ты: за всяким нравственным - в том числе и моральным - стимулом скрыта материальная потребность некоторой общности людей. В классовом обществе, где интересы общности и каждого отдельного её члена сплошь и рядом антагонистически противоречат друг другу, людям свойственно воспринимать как материальные лишь свои личные потребности; нравственные же (особенно моральные) нормы воспринимаются как нечто, не имеющее отношения к материальным потребностям, а потребность следовать этим нормам ("моральные стимулы") - как чисто духовная, не имеющая в своей основе ничего материального, потребность. Ты, Володя, не только разделяешь эту иллюзию относительно нравственности классового общества - морали, но и распространяешь её на нравственность коммунистического общества. Но главная твоя ошибка заключается даже не в этом, а в том, что ты, подчёркивая: "…основанному на моральных, а не на материальных стимулах", - тем самым предполагаешь, что антагонизм между потребностями личности и общества сохранится и при коммунизме (в противном случае ты бы написал: "…и на моральных, и на материальных стимулах, пришедших в гармонию друг с другом"). Таким образом, ты не выходишь за пределы старой, как само классовое общество, обывательской утопии - мечты о том, чтобы все люди всегда поступали согласно моральным нормам, даже если это идёт вразрез с их личными интересами. (В XIX-XX вв. эта утопия особенно свойственна мелкой буржуазии и близким к ней социальным слоям; она является духовным выражением их практически-политического бессилия.) Эта утопия вот уже почти два тысячелетия проповедуется со всех церковных кафедр. Так что ты, Володя, в принципе ничем не отличаешься от какого-нибудь лютеранского пастора или баптистского проповедничка (особенно если взять, для сравнения с тобой, экземпляры этих разновидностей из первых десятилетий протестантизма, когда протестантские священники ещё не были так лицемерны, как впоследствии).

Те же самые иллюзии и ту же мещанскую ограниченность мы встречаем у Вовкулака, который мечтает о том, чтобы при коммунизме "материальные потребности перестали доминировать над духовными" (см. "Зигзаг истории"). Зря он подписывается так кровожадно: ему бы пристал добропорядочный, смиренный псевдоним, например Агнцев-Божий или Господнев-Холопенко. Похоже на то, что все вы, анархисты, такие: снимешь с любого из вас кровожадную маску - а под ней обнаружится заурядная овечка божья, которая по некоей игривости природы (гормоны в голову шибанули) вообразила себя пролетарским революционером. Так что вы являетесь мелкобуржуазными политическими деятелями не только в силу вашего объективного отношения к наличному госаппарату (см. письмо Андриевскому), но и субъективно, по своему мировоззрению. Вы, братцы, - лягушки того самого болота, о котором писал Луначарский.

Если бы речь шла о теоретических школах, то их действительно можно было бы классифицировать по такому признаку. Однако речь идёт о политических организациях, которые по сути отличаются друг от друга - как вы помните из моего письма Андриевскому - своим отношением к наличному аппарату насилия, называемому "государство", к наличным армии, полиции, суду. Если мы хотим определить, насколько правой или левой, буржуазной или пролетарской является та или иная "красная" организация, то должны рассматривать теоретическую позицию, занимаемую ей по изложенному выше вопросу, не иначе как в общем контексте практического отношения этой организации к наличному аппарату насилия - "государству". В первую же очередь следует смотреть на то, соответствуют ли позиции, занимаемые данной организацией по различным конкретным (как общим, так и частным) политическим вопросам, курсу на

И уж само собой разумеется, что можно дружить с такой организацией, которая хотя и признаёт СССР "перерождённым рабочим государством", но её практическая деятельность однозначно направлена на разрушение армии, "милиции", суда, принадлежавших неоазиатским бюрократам и доставшихся от них по наследству капиталистам республик бывшего СССР. Троцкий придерживался такой практической установки: его лозунг "политической революции в СССР" подразумевал разрушение аппарата насилия СССР (хотя и при сохранении государственных структур, управляющих экономикой). Разные "троцкистские" организации в разной степени унаследовали эту установку; одной из наиболее последовательных в этом плане, наиболее революционных является МЛТ, дружественная нашей МежРП… Разумеется, Володя, я согласен с тобой, что при прочих равных условиях из двух "красных" организаций более последовательна в своём курсе на разрушение эксплуататорской государственности та, которая считает СССР эксплуататорским государством, а не та, которая считает его "перерождённым рабочим" государством. Однако всё дело в том, что "прочие условия" редко бывают равными; и сплошь и рядом случается так, что одна из "клиффеанских" организаций на деле менее революционна, менее пролетарская и более мелкобуржуазная, чем одна из ортодоксально-"троцкистских". С другой стороны, история организаций - продуктов раскола IV Интернационала доказывает, что те, кто считает СССР "перерождённым рабочим" государством и те, кто считает его нерабочим, могут даже находиться в одной организации - и прекрасно уживаться друг с другом, занимая по вопросам практической политики одинаковые позиции. Такого рода примером является та же МЛТ, которую благодаря этому нельзя назвать вполне "троцкистской"; между прочим, известный вам член МЛТ Слуцкий придерживается того мнения, что в СССР существовала особая эксплуататорская формация, которую совсем не надо возрождать (см. мои "Некоторые замечания по проекту Слуцкого-Родина").

"…российские Советы, приняв большевистский курс на мировую революцию, стали всеми средствами искать поддержки у пролетариев других стран; в этом им, кстати, сильно пригодились контакты партии большевиков за рубежом. Результат - очень скоро, всего через год после Великого Октября, начавшиеся революции в Германии и Австро-Венгрии, то есть в тех странах, войска которых представляли собой наибольшую внешнюю угрозу молодой Советской республике", -

"…нельзя отрицать положительной роли большевиков на начальном этапе революции, однако приписывать их влиянию революции в Германии и Австро-Венгрии, всё равно что кричать: "Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!" Экономическая ситуация в этих странах к концу I Мировой войны была едва ли не хуже, чем в России. Поэтому было бы наивно думать, что в России в этих условиях стихийно началась революция…а вот пролетариат Германии и Австро-Венгрии был настолько туп, что ничего не предпринимал, пока его не вразумили большевики. …Более того, если бы революция по каким-то причинам не началась бы в России, она началась бы в Германии или Австрии. …революционные заслуги, приписываемые Васильевым большевистской партии, хотя и не целиком высосаны из пальца, но, скажем прямо, несколько преувеличены (и соответственно преуменьшены заслуги народных масс)".

Следует, впрочем, отметить, что иногда мы можем сделать окончательный вывод о классовой сущности того или иного политического образования лишь после изучения его структуры. Так, чеченское партизанское движение в 1994-96гг. было мелкобуржуазно-пролетарским, прежде всего, потому, что оно было децентрализованным, и большинство отрядов практически не зависело от дудаевского "верховного командования". Однако это вовсе не значит, что децентрализованность есть непременный атрибут движения трудящихся; это значит только то, что в данном конкретном случае децентрализованность, наряду с другими обстоятельствами (например, с отсутствием поблизости пролетарской партии) поставила чеченское партизанское движение в иное отношение ко всякому (в том числе и чеченскому) буржуазному государству, задала этому движению иную практически-политическую установку, чем, скажем, соответствующее отношение и установка Народного фронта Латвии.

vii Этих ситуаций будущее подарит нам предостаточно - будет от чего разгореться мировой революции. В частности, доказательство неизбежности подобной ситуации для СНГ см. в статье (Будет ли война между Россией и Украиной? ("Рабочая демократия"(КРДМС), №2(17),1994, стр. 4).

viii Мне часто приходилось встречать у профессиональных аналитиков-гуманитариев (экономистов, социологов, политологов) боязнь однозначного прогноза, отчетливо проявляющуюся в их работах. Эти люди стараются разложить социальную действительность на как можно большее число "факторов", подробненько описать каждый из них (и чем больше факторов они выделят, чем подробнее их опишут, тем больше кичатся своей "научностью"), перечислить побольше "альтернатив" дальнейшего развития - и остановиться на этом. Материальный интерес, создающий психологическую установку на такой познавательный подход, понятен - в массе своей аналитики боятся в случае ошибки потерять службу и поэтому стараются излагать результаты своих исследований так, чтобы при любом исходе дела иметь возможность сказать: "А мы и такой вариант предвидели!" Тем самым создается специфический стиль мышления, оказывающий более или менее сильное влияние и на тех мыслителей, которые не дрожат от страха потерять кусок хлеба с господского стола. Может быть, этот стиль повлиял и на вас.

Чтобы оправдать и освятить свой шкурный интерес, интеллигентные прислужники эксплуататоров толкуют об "альтернативности развития", клеймят "фатализм". . . Получается очень похоже на вашу философию "альтернативного развития". Хотя последняя обусловлена другой психологической установкой - боязнью расстаться со своими мечтами, - но конечный результат практически тот же.

ix См. в 7-й главе статьи "О чеченской войне и не только о ней" о том, что переход человечества к социализму начинается уже сейчас. Экспроприация эксплуататоров и взятие политической власти пролетариатом в свои руки - это лишь отдельные моменты, хотя и необходимые, процесса перехода от современных классовых обществ к социализму, который весь в целом есть социальная революция. (Говоря короче, политическая революция есть лишь момент революции социальной. В мировой социалистической революции этот момент пройдет относительно рано: после него еще предстоит долгий-долгий процесс отмирания пролетарского полугосударства и т.п.)

x Верующие люди считают, что эту ткань ткет бог, принадлежащий к реальному миру как первопричина всех причин и следствий. Фаталисты могут быть как верующими, так и атеистами; если они верующие, то по их философии неизбежно получается, что бог более реален, чем сознание и воля реальных людей: бог реализуется, а людские сознание и воля по мере того, как они возникают и развиваются, выталкиваются из реальности.

xi Начиная с этой ошибки, люди, пришедшие в конце концов к фатализму, делали следующий шаг в сторону от правильного понимания детерминизма людских поступков: они заключали, что раз не у всех людей желания и планы совпадают с результатами действий, то можно с уверенностью утверждать, что планы и желания вообще совпадают с результатами лишь случайно, что между ними не может быть каузальной связи. Из этого видно, как именно слабость перед стихиями природы и стихийность общественного развития способствуют популярности фатализма: чем чаще желания и планы людей не совпадают с результатами их действий и чем сильнее это несовпадение, тем труднее избежать иллюзии, что "человек предполагает, а бог (рок, судьба) располагает".

xii При этом ход истории, складывающийся из действий огромных человеческих масс, гораздо легче прогнозировать, чем жизнь отдельного человека. Дело в том, что жизнь каждого человека существеннейшим образом зависит от других людей; поэтому для того, чтобы предсказать его судьбу, начиная с какого-то момента его жизни, надо подробно и внимательно исследовать не только его личную биографию, но и биографию общества, в котором он живет. А для того, чтобы прогнозировать будущую историю общества, достаточно изучить лишь предшествующую биографию его как целого, не заостряясь на биографиях составляющих его отдельных людей.

"Большинство анархистов думают и пишут о будущем, не понимая настоящего… анархисты сильны мыслями о будущем; в настоящем же они беспочвенны…" (Нестор Махно. Воспоминания. Москва, "Республика". 1992. Стр.167.) Помнишь, Вадим, как я говорил тебе, что вы, анархисты, слишком хороши для нашего грешного мира? (Ты еще тогда подумал, что я имел в виду, будто после взятия пролетариатом политической власти мы кончать вас будем.) Так вот, я имел в виду то же, что и Ленин (кстати, воспоминания Махно я прочел уже после того разговора. Так что в плагиате я не повинен). Конечно, это не значит, что вы ничего не понимаете в текущей политике: зачастую вы разбираетесь в ней лучше нас, истматчиков (я не забыл, как ты в январе 96-го говорил: "Не сбрасывайте со счетов Лебедя!"). Однако далекую перспективу пути к коммунизму вы не научитесь видеть (парадоксально, но еще дальше, т.е. сам коммунизм, вы видите неплохо) до тех пор, пока не расстанетесь с утопическим мышлением. И до тех пор вы останетесь силой, которая , действуя поначалу на стороне пролетариата , по мере нарастания его успехов в борьбе с буржуазией поворачивается против него - а значит , и против прогресса , против жизни (см. мое письмо Андриевскому).

социализму… Однако есть другие люди - те, которые не обладают его страстной любовью к человечеству… приспособленцы, стремящиеся оказаться на стороне будущих победителей" (Открытое общество и его враги. Т.2. М., 1992, Международный фонд "Культурная инициатива" (фонд Сороса). Стр. 238-239). Однако если человек, "стремящийся оказаться на стороне будущих победителей", активно ввязывается в борьбу на их стороне еще задолго до их победы; если он осознал и прочувствовал, что он рискует всю свою жизнь (которая, в свою очередь, может весьма сократиться) пробороться, умереть до победы и так и не вкусить плоды последней; и если при этом он все же тратит свои силы на такое дело, которое, как правило, мешает ему достигать "жизненного успеха" согласно стандартам того общества, в котором он живет, - то такого человека нельзя назвать приспособленцем, даже если в мотивах, движущих им, нет ни грани человеко- и свободолюбия. Приспособленец - это тот, кто встает на сторону не будущих, а сегодняшних победителей; приспособленцы принимают жизнь не такой, какой она была, есть и будет, а лишь такой, какой она есть (если сказать точнее - такой, какой она только что стала). Диалектического же материалиста, борющегося против наличных порядков, нельзя обвинить в приспособленчестве: хотя он так же, как и приспособленец (и в отличии от волюнтариста), не пытается играть такую роль, которой нет в ассортименте ролей, предлагаемых ему историей, - однако когда он сознательно выбирает себе роль из этого ассортимента, то для него, в отличие от приспособленца, главным критерием может быть что угодно, но только не наименьшая степень личностного риска.( Я недаром добавил "борющегося против наличных порядков": поскольку диалектический материализм есть философия н а у ч н а я - а значит, индифферентная к нравственным нормам, - то ее б е з л и ц е м е р и я может принять человек с л ю б о й нравственностью, в том числе и приспособленец.)

Вадим, а ведь я готов подписаться под твоей формулировкой "главной, важнейшей цели"; однако похоже на то, что мы с тобой совсем по-разному ее понимаем. Дело в том, что одной из первых важных целей, ради которых пролетарии, а также их союзники из других классов объединятся на коллективных началах и будут "в солидарной договоренности" друг с другом "создавать свою собственную жизнь", будет ... подавление (то есть осуществление в л а с т и в к р а й н е й ф о р м е) своих противников, а также властвование над теми людьми, которые, не будучи прямыми противниками ассоциированного пролетариата, все же по тем или иным причинам не интегрировались в создаваемые им большие и малые коллективы. Переходное общество вовсе не будет обществом полного равенства: оно будет делиться как бы на две большие касты (впрочем, если точнее следовать санскритской терминологии, правильнее было бы сказать - варны). Высшую варну составят пролетарии, перестающие быть пролетариями по мере экспроприации капиталистов; эти поголовно вооруженные, ассоциирующиеся в масштабах всего человечества в большие и малые, все более тесные коллективы, трудящиеся будут политически господствовать над низшей варной - остатками крупной и средней буржуазии и буржуазной бюрократии, изменившими своему классу выходцами из рядов пролетариата, а также всякого рода мелкими торговцами, ремесленниками-кустарями, крестьянами-единоличниками и т. п. мелкобуржуазной публикой, еще не втянутой в кооперированный труд и в коллективную ассоциацию трудящихся. Низшая варна не будет вооружена (может быть, за редкими исключениями), и ее члены будут менее полноправными (в разной степени) по сравнению с трудящимися, объединенными в управляющие обществом коллективы. Так что, Вадим, если наш призыв к свободе, адресованный пролетариям - не обман, не красивая сказка, а постановка реальной цели, то такой призыв обязательно будет в то же время и призывом к власти над теми, кто до поры до времени останется за пределами свободной ассоциации пролетариев, перестающих быть пролетариями.

По мере дальнейшего развития производительных сил, компьютеризации производства и других сфер человеческой деятельности низшая варна переходного общества постепенно втянется в высшую, и таким образом еще до "полного" коммунизма - то есть до того, как человечество станет настолько единым коллективом, что товарообмен окончательно отомрет - человечество станет социально однородным. По-видимому, в основном этот процесс завершится с наступлением "неполного" коммунизма, социализма, хотя остатки двух варн (а значит остатки "полугосударства") какое-то время, видимо, будут сохраняться и при социализме. Разумеется, возникает вопрос: а с какой это стати члены высшей варны будут добровольно допускать в свои ряды представителей низшей варны? Ответ следующий: поскольку при социализме еще сохранится товарное производство, хотя рабочая сила уже не будет товаром (как все это будет, см. в п. 2 проекта программы Коллективистской партии), то можно с уверенностью утверждать, что при социализме коллективы предприятий будут, в общем, постоянно заинтересованы в модернизации и расширении производства (каким будет развитие производства при "полном" коммунизме - вопрос отдельный и в данном случае неинтересный). Это означает, что высшей варне будет нужен приток рабочей силы из низшей варны на предприятия и неуклонное повышение квалификации этой рабочей силы. А как привлечь эту рабочую силу: обращать крестьян-единоличников и кустарей в рабство? - Невыгодно с точки зрения повышения их квалификации. Принимать их на работу как пролетариев? - Не исключено, что в н а ч а л е переходного периода от капитализма к социализму такое будет случаться, и в этом случае коллектив трудящихся (бывших пролетариев), управляющих предприятием, и вообще вся система централизованного самоуправления (см. п.2 программы Коллективистской партии) будет выступать в роли совокупного капиталиста по отношению к трудящимся - выходцам из низшей варны. Однако по мере того, как страны, вступившие в переходный период, будут выходить из экстремальной ситуации, с которой этот период начинался, по мере роста общественного благосостояния будет получаться так, что покупка рабочей силы у выходцев из низшей варны будет обходится высшей варне д о р о ж е, нежели интеграция их в трудовые коллективы в качестве полноправных членов ( то есть интеграция их в высшую варну). Спросите, почему? - Да потому, что если трудящиеся из высшей варны будут воспитывать своих детей все более и более коллективно (см. п.3 программы Коллективистской партии), то члены низшей варны будут воспитывать своих детей по-старому, в "ячеечных" моногамных семьях; а такое воспитание обходится в среднем дороже, чем коллективное, на том же уровне развития производительных сил (хотя бы потому - но не только потому, - что коллективное воспитание снимает проблему "трудных" подростков в тем большей мере, чем более коллективным оно является). И поскольку большее полноправие членов высшей варны по сравнению с низшей никогда не будет приносить им какие-то ощутимые материальные выгода (слишком большой процент членов переходного общества, на в с е х стадиях его развития, будет состоять в высшей варне), то они без особых препятствий будут принимать "низших" в свои ряды.

Может быть, ты, Вадим, спросишь: а где гарантия, что сама высшая варна не расслоится на господ и подчиненных? - В ответ я укажу тебе на прогресс производительных сил, на компьютеризацию производства. Впрочем, ты однажды уже написал на полях статьи "О чеченской войне и не только о ней" глупенькое замечаньице по этому поводу:

xxv Кстати, вы знаете, что Ихлов начал курвиться? Вы наверняка видели в "Лимонке" (№86, 1998 г., стр. 2) его статью "Независимые профсоюзы, мать иху". Я купил эту газету в марте в киоске "Уфа-печать" (бывш. "Союзпечать"), послал ее Ихлову и предложил ему выступить в редактируемом им "Рабочем вестнике" с антилимоновской статьей. Ихлов ответил мне письмом, из которого было ясно, что он н е п р о т и в публикации той его статьи в "Лимонке" и что это согласуется с его планами - привлечь к сотрудничеству с ОПОРом свердловскую организацию лимоновцев ("вытянуть ее из-под "Лимонки", как он выразился. Полный бред. По-видимому, дело обстоит как раз наоборот - "Лимонка" затягивает его под себя). Короче, Ихлов пошел тропою Костенко, Жвании и пр.